— Даже не знаю, хватит ли тебе жизни, — пробормотал Илидор, не понявший и половины из того, что тараторил тут Найло.
— Вот именно! — Йеруш вцепился в свои волосы так, словно хотел сорвать с себя скальп. — Вот именно, дракон! Я не могу просто растрачивать тут дни своей жизни! Мне нужно всё узнавать очень быстро и работать очень много! Поэтому! Я! Очень! Рассчитываю на тебя, И-ли-дор!
Последние слова Йеруш выпалил, снова рухнув в траву на кулаки, и его горящие безумием глаза опять оказались гораздо ближе к золотому дракону, чем он бы хотел. И тут же Йеруш снова сел ровно, сложил пальцы шалашиком и уставился куда-то сквозь Илидора.
Не стоило шутить с Йерушем о его короткой жизни, зная, как гложет его эта беспощадная невозможность — выяснить все важные вещи на свете за несколько десятков отведённых ему лет.
Найло смотрел на Илидора так спокойно и безмятежно, что только дурак бы не понял, насколько Найло взвинчен. Дракон мельком глянул на руки эльфа и чуть дрогнул губами. Йеруш очень хорошо, просто на удивление хорошо следил сейчас за своей мимикой, но это, видимо, забрало все его силы и всё внимание. Пальцы Йеруша тряслись так, словно на него напала болотная лихорадка.
— Ты на меня рассчитываешь, — медленно повторил Илидор. Каждое слово оставляло на языке привкус чего-то острого и пряного. — Да. И я тебе помогу по мере сил, конечно, Найло, но я не верю в никакую волшебную живую водичку, ладно? Это чушь.
Йеруш содрогнулся всем телом, так судорожно и нежданно, что дракон едва не отпрянул.
— Я всю жизнь прожил рядом со слышащими воду драконами, — медленно продолжал Илидор, с удивлением ощущая, как собственный голос почти-подводит его, почти-срывается в извиняющиеся, заискивающие интонации. Дракон мысленно отвесил голосу затрещину. — Если бы существовала такая волшебная живая водичка, если бы Арромеевард или другой дракон Донкернаса знал о чём-то подобном — как думаешь, они бы позволили другим драконам умирать? Погибать в лабораториях от ваших чудесных экспериментов? Терять куски тел, выполняя ваши распрекрасные задания, от которых не могут отказаться? Позволили бы, чтоб на наших шкурах оставались следы после ваших сраных машин?!
— Наших сраных машин? — тихо повторил Йеруш. — Наших чудесных экспериментах? Не приписывай-ка мне чужих заслуг, дракон!
— Я и сам видел и находил много всяких водичек, Найло, — продолжал Илидор, не слушая его, — ты знаешь, ты помнишь, ты должен был заметить, ведь хренову прорву водичек я нашёл именно для тебя. В горах, степях, лесах, городах, полях… Ты помнишь? Ты не забыл? Я для тебя находил кучу всяких необычных водичек! Ядовитых, цветных, горьких, костных, но… — Илидор глубоко вдохнул. — То, что ты говоришь сейчас… Как ты сам можешь верить в подобную хрень?
Йеруш по-прежнему очень хорошо владел своим лицом, и на нём не дрогнул ни один мускул, только краска совершенно схлынула с него, оставив на месте лица тоскливый гипсовый слепок с бешено блестящими сине-зелёными глазами. В зрачках отражалась бликующая поверхность синего-синего озера.
— Видишь ли в чём дело, тупоголовый идиотский дракон, — проговорил эльф так тихо и придушенно, словно голос его был шлангом и сейчас Найло изо всех сил наступал на этот шланг, чтобы из него не вытекло слишком много воды. — Не важно, во что ты там можешь поверить и что ты там считаешь. Ровно так же! — Он чуть повысил голос и поднял ладонь, видя, что Илидор собирается что-то сказать: — Ровно так же как, не имеет значения, во что верю я. Важны только факты, вот их нам и нужно проверить. И ещё, знаешь что, тупоголовый идиотский дракон: это, конечно, очень развеликолепно, что ты так здорово и много искал воду, а может быть, ты даже пил воду или несколько раз в своей никчёмной жизни попал под дождь…
Йеруш перевёл дух, сцепил в замок трясущиеся пальцы и всё-таки сорвался, вскочил на ноги и заорал во всю глотку, багровея лицом:
— Только всё это нихрена не значит, будто ты хоть что-то понимаешь в воде! Будто ты! Тупоголовый кусок ящерицы! Хотя бы краем своего ничтожного мозга! Приблизился! Хоть к тени! Понимания!
Илидор понятия не имел, как реагировать на вопли Йеруша, кроме как врезать Йерушу в нос, но боялся, что если начнёт причинять Найло боль, то уже не сможет остановиться. Потому Илидор тоже поднялся на ноги и теперь просто стоял, стоял и пялился на нос Йеруша, и молчание дракона неожиданно оказалось лучшим решением: взведённый Найло не смог вынести долгой паузы.
— В конце концов, Илидор… Послушай, если живая вода существует, то для тебя это тоже имеет значение — ты не подумал об этом? Тьфу, да ты вообще думаешь хоть о чём-нибудь, хотел бы я знать? Нет! Нет! Не вздумай отвечать мне! Я не хочу знать!
— Да на кой мне твоя волшебная вода, Найло? — сквозь зубы процедил Илидор. — На кой мне твои факты и умное лицо? На кой мне делать что бы то ни было, если оно вынуждает меня слушать твои вопли?!
Золотой дракон развернулся, крылья его плаща хлопнули прямо перед лицом Йеруша, тот заорал и врезал по крылу кулаком — точнее, по тому месту, где крыло находилось мгновение назад, и увлекаемый силой своего замаха и ловко подставленной ногой дракона, едва не рухнул.
Илидор поймал Йеруша в неудобнейшей позе, одной рукой обхватил под плечами, второй выкрутил кисть, и из Найло получилось что-то вроде знака ꭈ, означавшего звук «у». Илидор придержал этот знак, едва ли не лёжа на Йеруше, тяжело и прерывисто дыша, и медленно, чеканя каждое слово, прорычал ему в ухо:
— Будешь. На меня. Орать. Я тебе сломаю всего тебя. Ясно?
— Разогни меня, извращенец! — прохрипел Йеруш.
В какой-то миг Найло казалось, что Илидор намерен избить им землю, но дракон ещё раз жарко рыкнул ему в ухо и отошёл. Йеруш медленно, словно чужими руками, поправлял на себе одежду и таращился на Илидора. Дракон на него не смотрел.
Честное слово, и неволя в Донкернасе при всей её омерзительности, и деловой шантаж гномов были куда проще вот этого всего — проще своей прямолинейностью. Однозначностью.
— Так вот, Илидор.
Найло наконец привёл в порядок свою одежду, но забыл, что нужно удерживать лицо в неподвижности, и теперь по нему рябью бежало всё то, чего он не хотел показывать Илидору: ярость исказила рот, тут же перетекла в раздражённый оскал, досада стёрла раздражение, на миг сморщила лицо Найло печёным яблоком и… дракону показалось, что последним выражением была боль, она плеснула в одних только глазах Йеруша — такая острая, глубокая, пекучая, неизбежная боль, какая бывает, если оторвать от раны присохшую к ней ткань. В первые мгновения от такой боли хочется выть, а потом хочется выть ещё сильнее, и рана долго жжётся, пульсирует, кровит.
— Ты всё же подумай, — сухо проговорил Найло, — вдруг тебе тоже пригодится такая волшебная живая водичка. Ты всё-таки не бессмертный. А другие ещё больше не бессмертные. А? — вдруг гаркнул эльф, надломился в поясе, вцепился своими глазищами в лицо Илидора, и золотой дракон едва не отшатнулся. — Вдруг это важно? Будь у тебя такая водичка! Может, вокруг тебя пореже умирали бы другие! Как думаешь?
Найло будто влепил дракону затрещину гномским молотом, и голова дракона раскололась от этой затрещины.
— Может, ты сумел бы кого-нибудь спасти?! — эльф обходил Илидора по кругу, и Илидор вынужден был поворачиваться за ним, едва сдерживаясь, чтобы не выставить перед собой ладони, не сделать шаг назад. — Или ты не думал об этом? Или ты просто скачешь по жизни, пока вокруг тебя умирают другие? Ведь ты будешь жить долго! Почти вечно! Какое тебе дело до тех, кому отмерены жалкие десятки лет? Ну умрут они немного раньше! Да? Да?! Или тебе есть дело хоть до кого-нибудь из тех, кто умирает вокруг тебя? Или ты хотел бы кого-нибудь из них спасти, тупоголовый идиотский дракон? А?! Спасти! Хоть кого-нибудь! Кроме себя!
В ушах у Илидора звенело, колени дрожали, Йеруш расплывался перед глазами. Вместо Йеруша вокруг дракона прорастала-клубилась бледно-розовая дымка. В дымке медленно проявлялись туманные тени.
Снова.