Подошёл второй мужик, стряхивая с рук горько пахнущие капли чистотелки.
— Поможайте или выметайтесь, споро, — сухо бросил лекарь и подступил к бесчувственному телу. — Помирает он. Может, если поторопимся и…
Страшный грохот заглушил окончание фразы, все подпрыгнули, грибойцы завопили, а в лекарню через восточную дверь ворвался утренний воздух, птичий гомон и тощий эльф с горящими сине-зелёными глазами.
— А-а! — закричал он при виде лекаря с ножом.
Лекарь от неожиданности отпрянул.
— О-о! — взвыл эльф, увидев человека на больной кровати.
— Это кто та… — начал было один из мужиков, но эльф ринулся вперёд, и грибойцы попятились, один зацепился ногой за трёхногий табурет, и тот тяжело гупнулся на пол.
— Что тут происходит? — заорал лекарь.— Кто весь этот эльф?
А эльф почти рухнул на умирающего, почти клюнул его в шею, словно намеревался не то загрызть, не то поцеловать, фукнул на забившиеся в рот золотистые волосы и сквозь зубы выдохнул в ухо:
— Очнись, Илидор! Немедленно очнись, нам нужно убраться отсюда! До грибойцев сейчас дойдёт, что ты храмовник, дракон и тебя оборотень покусал! В этих краях за меньшее живьём сжигают!
Над ухом звякнуло.
— А ну вон! — грозно велел лекарь и указал на ближайший выход из дома — восточный. — Вон отсюдова, кто б ты ни был такой!
Этот грибоец с тонким ножом, сообразил сейчас Найло, вовсе не собирался прирезать Илидора. Он намеревался зашивать его раны, но, глянув на них поближе, лекарь поймёт, что это оборотневые покусы, а не волчьи. Занесло же дракона именно к грибойцам — Рохильда говорила, те без разговоров сжигают даже собственных сородичей, которых покусал оборотень: их слюна вызывает у грибойцев бурую плесень. Едва ли с пришлыми тут обходятся добрее, даже если они не распространяют никакой бурости и плесени. Особенно если пришлые имеют отношение к Храму Солнца — поди объясни грибойцам, что Храм больше не любит Илидора.
Всё это пронеслось в голове Йеруша за несколько мгновений, пока лекарь только набирал в грудь воздуха, чтобы разразиться новыми ругательскими ругательствами, а трое мужики-стражие, разинув рты, переводили взгляды с лекаря на эльфа.
Нужно забрать дракона. Сейчас. Пока они не опомнились, пока они ошарашены, пока не начали думать и не разглядели раны Илидора хорошенько.
«Как же я это ненавижу», — вздохнул про себя Йеруш и медленно поднялся на ноги.
Отработанным, тысячи раз отрепетированным ещё в детстве движением он выстроил свой позвоночник в элегантно-властную струнку, усадил его на подобравшиеся мышцы груди и живота. Голова тут же горделиво выровнялась на шее, словно её потянули кверху за кожу на затылке, шея сделалась бесконечно длинной, плечи — развёрнуто-уверенными, следом за плечами изменились руки — чуть развернулись ладонями к грибойцам и принялись подавать мягко-пластичные безмолвные сигналы. Одно властно-плавное движение кисти отсекло невысказанные вопросы лекаря, открыто-приглашающий жест второй ладонью заявил, что всем следует немедленно заткнуться и внимать, затаив дыхание, поскольку будет сказано нечто весьма важное. Грибойцы неосознанно подобрались, вдруг ощутив себя какими-то, ну, не то чтобы недоразвитыми, но куда более непритязательными и зачуханными, чем ещё мгновение назад, и лучшее, что они могли сделать с внезапно нахлынувшей неловкостью — действительно замереть и внимать этому нежданному гостю.
Голос Йеруша тоже принял годами отработанное положение, размягчился-снизился до тёплого обволакивающего баритона и вкрадчиво произнёс:
— Не будете так любезны уделить мне мгновение вашего ценнейшего внимания? — И, пока грибойцы со сложным выражением лиц осмысливали вопрос, Найло, не давая им возможности ответить, уверенно продолжил: — Итак…
Глава 35. Огромное и бескрайнее море
Дракон оказался зверски тяжёлым. Даже в своей человеческой ипостаси. Пожалуй, четыре волокуши его бы действительно не подняли.
Правда, Йерушу никогда не доводилось носить на себе ничего увесистее дорожного рюкзака и, вероятно, ему просто не с чем было сравнивать. Теперь же в дополнение к рюкзаку на его спине висел бесчувственный окровавленный дракон и Йеруш, как мог, почти ползком, спешил убраться подальше от поселения грибойцев. Пока они не опомнились.
Найло оставил лекарю-грибойцу своё сокровище — выгнутое стёклышко от гномских мастеров. Когда грибоец его увидел — аж затрясся от восторга и, кажется, в этот миг краткого восторга готов был отдать Йерушу не только дракона, но и собственное обиталище вместе со всем содержимым. Мужиков-дозорных он попросту выставил из дома — через северную дверь — и выпустил Йеруша с драконом через южную.
Найло был уверен, что за ними гонятся. Что грибойцы как-то сообразили: Илидора покусал оборотень, и теперь, конечно, желают его сжечь живьём, для верности — вместе с этим странным эльфом, который его уволок на себе. Вдобавок гам от произошедшего в башне скоро докатится до селения, и тогда грибойцы поймут совсем всё. Что у них в руках был дракон и храмовник, а они его не прибили. И захотят немедленно исправиться.
Илидор висел на спине Йеруша, как груз прожитых лет, и истекал кровью — тоже как груз прожитых лет.
Какого-то лешего, когда Найло стоял среди грибойцев в доме-лекарне, он был абсолютно уверен, что главное — вытащить дракона из посёлка, а потом ему помогут волокуши. Что взбрело в голову Йерушу? Тут поблизости нет никаких волокуш, а где они есть и как их можно позвать — решительно неясно. Куда он тащит Илидора? Кто в целом мире ему сейчас поможет? Что вообще происходит сейчас в лесу, куда можно двигаться, куда нельзя?
В конце концов у Йеруша просто перестали двигаться ноги и он понял, что либо сейчас сгрузит с себя дракона, либо они оба грохнутся наземь и уже не поднимутся.
Как можно осторожней, медленно, пыхтя от натуги, присел, сдвинул-скинул со своих плеч Илидора и уложил его наземь, стараясь не задевать выкрученную из сустава руку, и, тяжело дыша, сел рядом.
— Твою ёрпыль, — сказал он, только сейчас, при свете дня, толком рассмотрев дракона, и тут же зажмурился.
Глубоко рассечённый висок всё сочится кровью, волосы справа слиплись и потемнели, губы слева разбиты, нижняя челюсть посинела и надулась, правое плечо выкручено из сустава, кисти опухшие, окровавленные, словно чужие (Йеруш предпочёл не всматриваться), рубашка в крови — длинными полосами-пятнами между рёбер, одно бедро разорвано в тошно блестящее мясо, второе погрызено, сплошь в следах зубов, вдавленных в тело вместе с ошмётками штанин.
И крылья. Сейчас как никогда похожие на плащ. Обычнейший плащ, по нелепой случайности попавший в шинковалку для капусты.
И дыхание. Такое неглубокое и прерывистое, словно грудь двигается только от биения сердца, а на самом деле воздух уже очень-очень давно не попадает в лёгкие, и дракон не дышит. Кожа в тех местах, где не залита кровью и не посинела от ударов, — серовато-белая.
И запах. Запах крови, псины и смерти.
И совсем никого поблизости, совсем никого, кто может помочь и знает, что с этим делать.
Йеруш вцепился в свои волосы.
Нет-нет-нет, драконы живучие, гораздо более живучие, чем эльфы или люди, у этих ящериц-переростков даже отрастают новые зубы! Окажись сейчас рядом драконий лекарь из Донкернаса Диер Ягай, он бы наверняка спас Илидора. Может быть, не его крылья, но его самого — наверняка. Или наверное… Окажись сейчас рядом те волокуши, которые умеют врачевать, они бы тоже, пожалуй, знали, что нужно делать. Ох, может быть, не стоило забирать Илидора из дома лекаря-грибойца, ну какого ёрпыля Найло утащил его в лес? Дракон выглядит плохо, вот прямо совсем плохо! Но он живучий, да-да-да, Йеруш точно знает, насколько он несгибаемо-неуёмно-живучий, и у Илидора точно-точно есть ещё сколько-то времени, если только помощь сможет подоспеть…
Найло вскочил, бешено огляделся вокруг и, поникнув плечами, снова медленно сел. Он не знал, куда бежать за помощью, и не знал, что сейчас рыщет вокруг. Да и где именно находится это «вокруг». Если Илидор здесь, значит, и храмовая башня недалеко. Кто может встретиться Йерушу, если он оставит Илидора и ринется в лес, или кто способен добраться до беспомощного дракона, если Найло куда-то побежит? Да и куда бежать? Куда, к кому?