Под кухонным навесом оказался свой отдельный мир, миниатюрное поселение из мешков, коробок и корзин, в которых были навалены груды съедобных клубней и охапки трав. Над кувшинами и мисками, накрытыми тряпочками, вились мелкие суетные мухи. Там-сям стояли выскобленные столы, лежали ножи и ножики, топорики, двузубые длинные железяки, стопки чистых тряпочек, ухватки и ошкуренные палочки из незанозистой древесины, стояли миски, тарелки, горшки, чашки, пиалы и кастрюли. Там-сям наставлены шкафчики, при виде которых Илидор почему-то подумал про обломки стен, оставшихся после осады замка, хотя ни одной осады замка Илидор в своей жизни не видел, да и замков-то встречал не то чтобы много. Под северным краем кухни сложена большая печь, на которой, судя по набросанным сверху покрывалам, ночью спит Яи. В южной части кухни стоит открытая жаровня, такая большая, что на ней можно целиком зажарить не очень крупного дракона. В западной части кухни прямо из земли тянуло жаром и сдобно-сладким запахом — как предположил сообразительный дракон, там запекалось что-то сладкое. Возможно, пара ульев вместе с пчёлами, от котулей всего можно ожидать.
Для начала Яи велела Илидору наполнить водой большую бочку, в которой, пожалуй, без особого труда смог бы поместиться сам Илидор, и дракону пришлось много раз выйти с вёдрами к колодцу, устроенному недалеко от кухонного навеса, и много раз поднять из глубины тяжеленное ведро с ледяной, прозрачно-серой водой. Котули делали колодцы невысокими — кладка окружающих чашу камешков заканчивается чуть выше колена, и дракон всякий раз, опуская и поднимая ведро, думал, сколько уже неловких котулей перетопло в этом мокром мешке в попытках добыть водички. И насколько безопасна эта водичка, в которой перетопли котули. Вот что стоило бы исследовать Йерушу, вместо того чтобы убегать в какие-то дали, натянув на ноги шкуру дохлой ящерицы.
Тело Илидора радовалось работе, с удовольствием крутило ворот, вытаскивая вёдра из колодца, бодро таскало под кухонный навес по два полных ведра за раз и лихо подхватывало эти вёдра, чтобы перелить воду в высокую бочку. Тело было счастливо, что его наконец-то нагрузили чем-то посерьёзней сидения на заднице и махания ложкой. Если нельзя летать, если не пускают ходить по окрестностям и плавать в ближайших речушках, то годится и беготня с вёдрами, полными воды, а можно нам ещё, ещё какой-нибудь тупой и бессмысленной работы?!
Наполнив бочку, Илидор по собственному почину взялся отчищать песком сковороды и противни. Яи отправилась за драконом на улицу, устроилась неподалёку с мешком неизвестных ему клубней и ножичком, принялась отрезать от клубней верхушки с хвостиками ботвы и рассказывать гостю истории.
— Перед Сини кружились загадки Вселесья, похожие на следы падающих звёзд, и Сини давала своим сёстрам жабры, чтобы они могли нести яйца. Она видела в своих снах замок из раскалённого стекла и морских звёзд. И тогда пришёл к ней Сани, чтобы обладать невидимыми знаниями, сотканными из мечей…
В таком духе Яи говорила довольно долго, почти бесконечно долго, а дракон постепенно отчаялся увязать в историю смысл всех этих слов и сосредоточился на противнях — и голос котули превратился для него в монотонный гул вроде шмелиного.
Зато когда Илидор наконец справился со сковородами и противнями, Яи вдруг опомнилась, что «совсем заболтала бедного котёночка», всплеснула руками, с неожиданной пружинистостью поднялась на лапы и повела «котёночка» Илидора под навес. В западной части кухни, аккуратно отодвинув в сторону груду тряпок, укутывавших возвышение, Яи открыла дверку в небольшую подземную печь. Вооружившись толстой мягкой тряпочкой, стряпуха вытащила из печи противень вроде тех, которые только что оттирал песком Илидор. Сладкий запах вертелся вихрем над подземной печью, и у дракона заворчало в животе. На противне лежали, напирая друг на друга боками, пушистые булочки с коричневато-золотистой корочкой поверху.
— Вот, покушай, котёночек, — заботливо промурчала Яи, подвигая противень к Илидору. — Уморился, бедненький, натрудил лапочки!
Едва не захлебнувшись голодной слюной, обжигая пальцы, дракон отковырял одну булочку из длинного ряда, несколько раз сильно подул на неё, перебрасывая из руки в руку, а потом отхватил зубами сразу половину. Обжёг нижнюю губу, язык и нёбо, но проглотил выпечку, почти не жуя и урча, а потом принялся усердно дуть на оставшуюся половину. Проглоченный кусок оказался таким горячим, что Илидор не почувствовал его вкуса, и ещё этот кусок теперь встал комом в горле, но дракон всё равно желал немедленно сожрать оставшуюся половину булочки, а потом остальные булочки — можно прямо с противнем и толстой тряпкой, которую Яи использовала вместо ухваток.
Что-то успокаивающе приговаривая, котуля прошаркала туда-сюда по кухне и поставила перед Илидором тяжёлую глиняную чашку с запотевшими боками. Дракон признательно мукнул и опустошил чашку в несколько глотков. Внутри оказался холодный, кислый и очень освежающий напиток, по запаху напоминающий огурцы из теплицы Корзы Крумло в Донкернасе. Едва ли, конечно, кому-нибудь прошло в голову выращивать огурцы в котульском прайде или использовать их для приготовления напитков — но по запаху было очень похоже.
Обожжённые губа, язык и нёбо стали болеть как будто меньше, вторая половина булочки наконец немного подостыла, и дракон прожевал её уже без почти спешки. Такой мягкой и сладкой выпечки ему не доводилось пробовать даже в людских землях… впрочем, если на то пошло, Илидор вообще не мог бы сказать, когда ему в последний раз доставалось что-то сладкое. Ну разве что на празднике смены сезонов в Гимбле кто-то угощал его пряником, привезённым из людских земель, а до этого… даже не вспомнить. Большую часть жизни дракон всё-таки провёл в неволе у эльфов, и не сказать, чтобы они растили драконышей лакомками. С натяжкой, можно, конечно, считать сладким жучиное желе, приготовленное с капелькой мёда — дракон и считал его сладким, аж до тех пор, пока года полтора назад в одном из посёлков Чекуана Йеруш не купил на базаре хрустящие палочки из овсяной муки, с вареньем из протёртой смородины внутри.
Дракон осознал себя доедающим четвёртую булочку и усилием воли остановился, хотя был уверен, что может сожрать всю лежащую на противне выпечку, не переводя дыхания. Но едва ли все эти булочки испекли лично для него — скорее, в знак признательности за помощь Яи позволила ему обожрать кого-то другого. Быть может, детвору или вожака, которого Илидор пока так и не увидел.
От горячей сладкой еды и ещё одной чашки кисло-свежего питья глаза у дракона слегка осоловели, что стряпуха поняла по-своему.
— Задумчивый ты сделался, котёночек, — умильно залопотала над ним Яи. — Тревожит тебя что-то, маленький? Может, хочешь шар для раздумий?
— Какой-какой шар?
— Ну для раздумий, котёночек, чтобы дума-улось лучше.
Илидор, разумеется, тут же оживился, немедленно возжелал этот дивный предмет и был весьма озадачен, когда Яи, отперев висевшим на шее ключиком один из кухонных шкафов, бережно развернула замотанный в полотенчико большой клубок пряжи.
Едва сдерживаясь, чтобы не смеяться в голос, Илидор под одобрительным взглядом Яи некоторое время катал клубок туда-сюда по полу. И, к своему удивлению, обнаружил, что у него действительно слегка проясняются мысли, когда руки заняты монотонным и бессмысленным перекатыванием клубочка, а голова вроде как не занята вообще ничем.
Когда из печи потянуло сытным запахом густой похлёбки, Яи отпустила Илидора — или, скорее, доброжелательно выставила его из кухни, сказав, что дальше справится сама. Судя по тому, что из кармана стряпухи при этом появился очередной ключик, настало время добавлять в еду какие-то очень таинственные котульские специи, которые Яи совсем не намерена показывать даже очень милым чужакам-«котёночкам», и дракон без возражений покинул кухню.