Наступило утро, в которое они должны были уходить, Генри ушел за вещами, Джоан осталась в холле с его матерью. Леди Теннесси молчала, потому что по этикету начинать разговор полагалось принцессе. Джоан молчала, потому что боялась леди Теннесси. Наконец Генри вернулся, поцеловал мать в щеку, выдал Джоан ее часть поклажи и вышел на улицу. Джоан повернулась к леди Теннесси, пытаясь понять, как именно лучше всего попрощаться.
— Ваше высочество... — начала та все-таки вопреки этикету, и вдруг неожиданно подошла к принцессе, игнорируя положенные пять шагов, и положила ей руки на плечи. Девочка испуганно посмотрела на леди Теннесси.
— Джоан, — очень серьезно обратилась к ней та, глядя прямо в глаза. Джоан обратила внимание, что они у леди Теннесси того же цвета, что и у Генри — невозможного, резкого, пронзительно-серого цвета. Хотя Джоан и знала, что серый цвет по определению не может быть ни резким, ни пронзительным. — Сейчас Генри отведет тебя к Сагру, Мастеру драконов, и оставит там. Ты ведь знаешь это?
Джоан кивнула. Эта часть плана ей и раньше не особенно нравилась.
— Запомни одно. Нельзя, чтобы Генри про тебя забыл.
Джоан вздрогнула.
— Он слишком легко может это сделать — и никогда потом не сможет себе этого простить. Не дай ему совершить такую ошибку.
Джоан изумленно посмотрела на леди Теннесси.
— Поверь мне. Я не шучу, — она слегка поджала губы, как будто боясь сказать что-то еще, потом быстро поцеловала принцессу в лоб. — Иди, он ждет тебя.
Джоан побрела к двери в некотором замешательстве. На пороге обернулась, но леди Теннесси уже поднималась по лестнице.
Генри с подозрением посмотрел на Джоан.
— О чем вы там разговаривали?
Джоан рассеянно покачала головой.
— Идем, — только и ответила она. Генри пожал плечами и пошел вперед. Путь был неблизкий.
***
Из Тэнгейла можно было уйти не только через ворота. За небольшой дверью, высеченной в скале, тянулся длинный и узкий тоннель, заканчивающийся с другой стороны горы замаскированным выходом. Пока они шли по тоннелю, Джоан была подозрительно задумчивой, что наводило Генри на крайне неприятные мысли об их разговоре с леди Теннесси. Он строил разные предположения — и злился, потому что вообще думал об этом. Злился на Джоан за ее молчание. Злился на мать — за то, что та всегда оказывалась права. Злился на то, что злился. Молчал, потому что злился. Злился, потому что молчал.
Путь к Сагру был пройден Генри столько раз, что у него были уже давно обжитые места ночевки. Вторую ночь можно было провести в деревне, поселении пастухов, которые жили высоко в горах, и спускались с них только для того, чтобы обменять овец, коз или свиней на все то, что в горах невозможно было вырастить. Генри там хорошо знали, в доме старейшины у него имелся свой угол, однако от деревни Тэнгейл отделяло два дня пути и перевал, поэтому в первую ночь Генри с Джоан остановились в шалаше, построенном им лет десять назад, когда он поссорился с Сагром и целую неделю прожил в горах один, не желая возвращаться к учителю и не смея показаться дома. Чем закончилось дело — сам ли он вернулся к Сагру, или тот его нашел, — Генри уже не помнил, но с тех пор шалаш много раз служил ему хорошим укрытием.
Джоан еще утром обратила внимание, что вместо меча в качестве оружия Генри взял с собой лук и стрелы. Вечером, когда они сидели у входа в шалаш при свете догорающего костра, она спросила его об этом.
— А что тебя удивляет? — был встречный вопрос Генри.
— Я всегда считала, что лук — это оружие для простолюдинов... и женщин, — Джоан поморщилась. В свое время отец строго запретил ей даже прикасаться к мечу, прочитав длинную лекцию о том, что меч — не оружие для девочки, но милостиво разрешил обучиться стрельбе из лука, к большой радости принцессы.
Генри сухо улыбнулся.
— Это верно. Но меч — не очень практичное оружие для человека, путешествующего в диких горах. Что ты будешь с ним делать? Размахивать над головой и с громкими криками гоняться за горными козлами в надежде довести их до сердечного приступа?
Джоан прыснула.
— Но ты же владеешь мечом? — спросила она уже серьезно.
— Конечно. Я один из пэров королевства. Мне положено владеть мечом, копьем и любым другим родом оружия, наиболее пригодным для убийства верхом, — Джоан могла ошибаться, но ей показалось, что его голос стал на полтона холоднее — почти презрительным.
— И ты участвовал в турнирах?
— Да, — ответил он коротко и как будто неохотно.
— Сколько раз?
— Пять.
— А когда ты последний раз в нем участвовал?
— Два года назад.
— И ты хоть раз выигрывал?
— Да.
— Сколько?
— Джо, — сказал он сухо. — Пора спать.
— Сколько раз ты выигрывал? — не сдавалась она.
Он встал, сгреб догорающие угли.
— Пять.
Джоан нахмурилась.
— Серьезно?
— Абсолютно.
— Почему же ты тогда уже два года в них не участвуешь?
Генри ничего не ответил и пошел к шалашу. У входа он обернулся.
— Иди спать, Джо, — сказал он невыразительно и устало.
Она покачала головой, не сводя глаз с тлеющих углей.
— Я все равно не скоро смогу заснуть. Спокойной ночи.
Генри еще немного постоял, а потом забрался внутрь на одну из двух лежанок из густого елового лапника. Он еще долго лежал, подложив руки под голову и глядя через проем входа на сидящую у догорающего костра Джоан. Он не мог разглядеть в сгустившейся темноте ничего, кроме ее слабо подсвеченного лица, да и то очень неявно. Казалось, она сидела совершенно неподвижно, как тогда на крыше, не отводя взгляда от углей. Он не знал, о чем она думает.
«И не хочу знать», — подумал Генри раздраженно, перевернулся на бок и быстро уснул.
***
Завтрак прошел тихо и по-деловому, они едва ли обменялись десятком слов. Генри пытался понять, не обидел ли он вчера Джоан, но она не выглядела расстроенной, скорее еще более задумчивой. Генри дал себе слово сегодня не злиться и потому старался просто не обращать внимания на ее настроение. Получалось не всегда. Но он старался.
Они подошли к перевалу в полдень. Сделали короткий привал перед долгим и опасным подъемом. Тропинка часто шла по узким уступам, из-под ног то и дело сыпались камни. Генри поймал себя на том, что постоянно говорит «осторожно, Джо», «внимательнее, Джо», «здесь стоит переступить сюда, Джо». Он понимал, что в случае падения ей грозит чуть ли не меньшая опасность, чем ему, но все равно предостерегал на каждом неприятном отрезке пути.
В какой-то момент Джоан спросила:
— А почему ты меня все время так странно называешь?
— Как?
— Джо. Это же имя для мальчика.
— Ну, если учесть, что Джоан — это производная от имени Джон, то у тебя и так вполне себе мальчиковое имя.
— Это имя нашего рода. Всех в династии Дейл зовут Джон или Джоан.
— И как же их различают?
— По номерам, разумеется.
— Это если король. А если, например, как ты, сестра короля?
— Очень просто. Я буду Джоан, сестра короля Джона Тринадцатого.
— Где будешь?
— В летописи, конечно. Для чего еще различать королей?
— Действительно, для чего?..
— Вообще-то, кроме шуток, это довольно удобно. Я всегда могу сказать, как звали моего прапрапрадедушку, например. Вот ты знаешь, как звали твоего прапрапрадедушку?
— Конечно. Генри.
— А прапрапрапрадедушку?
— Тоже Генри.
— А прапрапрапрапрапра...? Тоже Генри?
— Тоже.
— И как же вы их различаете?
— Очень просто — по прозвищам. Был, например, Генри Кривошеий. Еще были Кривоглазый, Криворукий, Кривоустый. Мой отец был Кривоносым — однажды на охоте он нос к носу столкнулся с диким вепрем. Еще, кажется, когда-то давно был один Генри Красивый.
— Наверное, все уже просто забыли, что у него было кривое.