Он единственный обратил внимание на то, что к концу лета Джо несколько поправилась и вообще стала выглядеть значительно лучше. Когда она только появилась в мастерской, Ларри каждый день ждал, что девушка падет замертво, потому что настолько исхудавшего тела он еще не встречал. Он заметил, что Джо очень мало ест — и настоял на том, чтобы она ела каждый день вместе с его семьей. Девушка поначалу отказывалось — но Ларри наконец облек свое предложение в форму приказа, и вопрос был решен. После еды девушка играла с детьми. Иногда при этом она даже улыбалась. Но не очень часто.
***
Мир был ограничен частоколом. Вдоль частокола — дома, сараи, амбары. В центре — кузница. Это — сердце мастерской. Пылающее, жаркое сердце.
Сердце того мира, который остался у Джоан.
Ритм жизни был ровным, успокаивающим. Работа — еда — работа — сон. Джоан поначалу не знала, что делать с шестью часами безделья, из которых она могла спать от силы два, и как-то осторожно поинтересовалась у Инкера, нельзя ли ей иногда выходить за пределы мастерской. Инкер помолчал положенную вечность, после чего коротко ответил, что можно, если при этом никто не будет ее видеть. С тех пор Джоан иногда бродила ночью по окрестностям. Среди немногих вещей, оставшихся ей от прежней жизни, была любовь к пешим прогулкам.
Инкер не задал Джоан ни единого вопроса о том, кто она такая и откуда, хотя у него было достаточно причин это сделать. Но он едва ли перекинулся с ней словом с тех пор, как они приехали в мастерскую. Джоан по-прежнему не могла понять, почему он решил так много заплатить за них. Неоправданно много. Но она благоразумно решила, что ее вопросы могут побудить его задать в ответ свои, и это было совсем не то, к чему она стремилась. Поэтому она молчала и только кивала Инкеру при встрече.
Герхард, напротив, оказался на редкость разговорчивым. Джоан часто слышала сквозь открытые от жары ворота кузницы, как тот болтает и перешучивается с Джил во дворе. Не оставлял он в покое и Джоан. Герхард пытался подступиться к ней то с одной, то с другой стороны, и то, что это каждый раз не удавалось, кажется, не сильно расстраивало его.
Благодаря ночным вылазкам Джоан удалось разжиться большим запасом пустырника. Она могла теперь справляться и без него, но привычка, выработанная за несколько лет, давала о себе знать — ей иногда не хватало горечи напитка, чтобы почувствовать себя увереннее и спокойнее.
Герхард заметил фляжку, висящую на поясе Джоан, как и тот факт, что она то и дело прикладывается к ней в течение дня.
— Что у тебя здесь, девушка? — спросил он, когда она вышла подышать свежим воздухом.
Джоан спокойно посмотрела на него, держа фляжку в левой руке и слегка массируя себе шею правой.
— Ты не хочешь этого знать, — тихо, но отчетливо заметила она.
— Не думаю. Мне любопытно, что такое ты пьешь каждый день. Вряд ли это вода, э? — усмехнулся Герхард.
— Нет, — согласилась Джоан, отпивая еще глоток и слегка морщась. Настой сегодня был особенно крепким, даже для нее.
— Могу я попробовать? — шутливо спросил он, подходя ближе.
— Не думаю, что это хорошая идея, — возразила она, внимательно глядя на него.
— Мне любопытно, — настаивал он. Джоан вздохнула и протянула ему флягу. Герхард поднял ту, как будто произнося тост за здоровье Джоан, и отхлебнул большой глоток.
Фляга вылетела у него из руки, и он страшно закашлялся, согнувшись пополам. Джоан некоторое время наблюдала за ним с отстраненным интересом, после чего наклонилась, подняла фляжку с земли и аккуратно завинтила колпачок.
— Что это? — с трудом спросил Герхард, вытирая слезы и выпрямляясь.
— Я предупреждала, что ты не хочешь этого знать, — бросила Джоан и скрылась в кузнице.
Пустырник сделал свое дело. Герхард больше не приставал и только иногда смотрел на Джоан пристально.
Джил, вдохновленная их совместным приключением, снова попыталась сойтись с Джоан поближе, но та все так же считала, что это бессмысленная затея. Дружба предполагала доверие, доверие предполагало искренность и честность. Джоан сомневалась, что в ее жизни есть хоть что-то, о чем она готова была бы честно рассказать. Поэтому Джоан ограничивалась кивками, короткими ответами и сухими усмешками — не замечая, вероятно, что по степени неразговорчивости вполне может соперничать с Инкером. Если уже его не обогнала.