А на следующий день имперцы появились под стенами города, и всем стало не до шуток. Несколько раз Генри сурово отсылал Джоэла прочь — но мальчик лишь мотал головой, не спуская своих огромных глаз с происходящего вокруг. Наконец Генри махнул на него рукой — в конце концов, у него и без того хватало забот.
Они выдержали тот день. Когда солнце село, имперцы отошли от города на безопасное расстояние. Наступила тишина — странная, тяжелая и пустая одновременно, непривычная после пульсирующего в ушах шума сражения. Джоэл попросился проведать сестру — и очень быстро вернулся. Оказалось, что ее ранили, и она лежит дома.
— Хочешь к ней? — просто спросил Генри.
Джоэл кивнул и почти сразу исчез. Весь следующий день его не было, к большому облегчению Генри, которого накануне не отпускала мысль, что если с мальчиком что-то случится, то это будет на его совести. Однако сегодня ближе к вечеру Джоэл объявился снова. Сестре было лучше, рана оказалась не страшной и только злила ее, потому что лишала возможности в ближайшее время стрелять из лука. Джоэл устал от ее раздражения и решил вернуться обратно. Генри не стал отсылать его. На стенах все было тихо.
Теперь Джоэл спал неподалеку, глубоким, спокойным сном, чистым и нетронутым, как свежевыпавший снег, а Генри сидел и время от времени смотрел вниз. Но все было тихо.
Только через мой труп
Они ошиблись насчет затяжной осады. Имперцы готовились не к ней — они готовились к новой атаке, еще более яростной, чем в первый день.
К полудню Генри сбился со счета.
Когда два дня назад армия подошла к стенам города, когда вперед выступили первые шеренги, и Хадсон отдал приказ приготовиться, Генри решил, что должен считать. Допустим, ему не удалось сдержать свою клятву, и убивать придется — но он хотя бы будет знать, сколько. И помнить.
Но в первый день он не брал в руки оружия — в этом не было нужды. Командование обороной занимало все его время, участвовать самому не пришлось — Генри не знал, испытывает он облегчение или отвращение от того, что прикрывается чужими руками.
На второй день и третий день все повторилось — и Генри понадеялся, что, быть может, клятву удастся сдержать. Да, он решил снова взять меч, он тренировался с Чарльзом — но ведь дело было не в этом.
На четвертый день стало ясно, что ничего не получится.
А к полудню он сбился со счета.
***
— Мастер Генри!
Тонкий голос прорезал шум и гвалт, разнесся над лязгом и скрежетом. Генри резко обернулся.
Джоэл бежал к нему по стене, с истинно детским умением проскакивая между защитниками города.
— Я велел тебе!.. — начал Генри грозно, но мальчик замотал головой.
— Меня прислал ваш слуга.
— Ленни?
— Да.
— А сам он прийти не мог?
— Он побежал к лорду регенту.
— Зачем?
— Лорд Гелленхорт с отрядом едет к Дернбийским воротам.
— К Дернбийским?.. — недоуменно переспросил Генри. Зачем Джиму туда? Самый защищенный участок стены, имперцев там не было...
Он вздрогнул.
— Хадсон! — крикнул Генри. Горец подбежал к нему. — Командование на тебе. Я к Дернбийским воротам. Джим едет туда.
Хадсону понадобилось мгновение, чтобы понять.
— Сколько человек тебе нужно?
Генри повернулся к Джоэлу.
— Сколько человек в отряде?
— Двадцать.
Генри на мгновение задумался.
— Дай мне шестерых, Хадсон. Там ведь у ворот кто-то еще должен быть?
— Кто-то должен, — горец выразительно посмотрел на Генри. Тот выругался. Снова посмотрел на мальчика.
— Беги домой к своим. Запритесь и будьте готовы. Услышите шум в городе — прячьтесь. Все ясно?
— Зачем прятаться? — не понял Джоэл.
— Я не уверен, что успею остановить Гелленхорта до того, как он откроет имперцам ворота.
Глаза мальчика расширились, он кивнул и помчался к лестнице.
А Генри с шестью горцами побежал по стене.
Наверное, если бы Ленни сейчас замерял время, он бы смог подтвердить, что еще никогда Генри не бежал так быстро.
Но Ленни не было, никто не замерял время, и Генри казалось, что он движется убийственно медленно. Вдобавок, стены не пустовали, пробираться по ним было все сложнее — они спустились в город и побежали по переулкам, опустевшим, с запертыми дверями и закрытыми ставнями. Гул сражения звучал здесь приглушенно, как шторм в прибрежном лесу.
Они выбежали на Дернбийскую улицу перед самыми воротами — и на мгновение Генри почувствовал облегчение. Ворота все еще были закрыты, отряд вывернул из-за поворота далеко на южном конце улицы.