— Действительно, глупый вопрос, — пробормотал он, садясь на кровати и протирая глаза. Начал медленно одеваться, думая про себя, что любой самый невероятный сон был бы правдоподобнее такого утра.
— А ты не подумала, — спросил Генри вдруг, — что могла меня застать тут, например, совершенно раздетым? Это все-таки моя комната.
«И дверь, насколько мне помнится, была заперта», — добавил он про себя.
Она усмехнулась.
— Не думаю, что открыла бы для себя что-нибудь новое. Или ты скрываешь под штанами хвост?
— Нет, — он натянул второй сапог, встал и подошел к ней. — В отличие от некоторых, хвоста у меня нет.
Он мог ошибаться, но ему показалось, что, выходя из комнаты, она тихо смеялась.
***
Замок всегда начинал просыпаться снизу-вверх — поэтому рано утром две открытые галереи, огибающие верхний двор, были всегда совершенно пусты. Изредка проходил сонный стражник, ожидающий, когда закончится его караул, да мальчик, отвечающий ночью за факелы, пробегал с колпаком, убирая все огни с первыми лучами рассвета.
Она снова привела его в кабинет. Во времена старого короля здесь стояло несколько шкафов с разными экзотическими напитками, которые король собирал и которыми спаивал всех дорогих сердцу гостей. Генри бывал здесь четыре раза, и всякий раз основательно пополнял свои знания об алкоголе и последствиях его употребления. Сам король пил немного, предпочитая говорить, пока его гость стремительно терял ясность взгляда и твердость ума. Вторым увлечением короля были географические карты, так что в его время практически все стены были увешаны ими, они лежали в свитках на стеллажах, были расстелены на столах и иногда даже лежали на полу.
Карты висели и сейчас, однако часть из них была убрана, чтобы дать место стеллажам с книгами. Книги были повсюду — кроме шкафов они лежали на столах, стульях и высились гигантскими стопками на полу. У Генри сложилось впечатление, что большая часть королевской библиотеки переехала сюда. Он заметил также небольшой закрытый шкафчик, от которого шел сильный аптечный запах. Стеллаж с разноцветными бутылками тоже был на месте, но его содержимое явно сильно подсократилось за последние неспокойные годы. Остались и несколько больших удобных кресел у камина, появившихся здесь еще во времена дедушки старого короля. Они были старомодны и уже много раз меняли обивку, но в свое время их ничем не заменили — и поэтому теперь эти кресла стояли, как семейная реликвия, набирая в цене при каждом следующем короле.
Джоан подошла к одному из столов, стоявшему у окна, и начала снимать с него книги, свитки, связки перьев и прочий хлам. Генри постоял в дверях, затем не выдержал и спросил:
— Зачем я тебе здесь?
Она подошла к нему со стопкой книг, и он вовремя подставил руки, чтобы их поймать.
— Сейчас сюда придут Уорсингтон и Бертрам, — и все утро мы посвятим нуднейшим разговорам о судьбах мира, а потом отправимся на Высокий совет, чтобы обсуждать все то же самое.
— И? Ты боишься, что можешь их съесть?
— Очень даже может быть, — пробормотала она, возвращаясь к столу.
Генри молча стоял с книгами в руках. Она, вероятно, почувствовала спиной вопрос, звучавший в этом молчании, и медленно обернулась:
— Ты был вчера там, — пояснила Джоан.
— Да, — кивнул Генри. Он все еще держал книги, и один из переплетов больно впивался уголком в руку.
— Я не могу позволить, чтобы это повторилось. Раньше мне казалось, что я способна контролировать себя — но я, по-видимому, ошибалась. Так что мне нужен кто-то, кто сможет контролировать меня.
Руки затекали под тяжестью книг.
— У меня нет никого, кроме тебя, — сказала Джоан тихо. — Никого, кто мог бы стать таким человеком, — добавила она, потому что первая фраза сама по себе была слишком близка к истине, чтобы ее можно было произносить вслух.
Генри молчал, а внутри постепенно разливалось беспомощное сумасшедшее отчаяние — потому что теперь он точно никуда не мог от нее сбежать. А она стояла, холодная и спокойная, совершенно чужая, с тонкими руками, о которых он знал все и которые творили невесть что все эти годы, и, хотя он не мог сейчас видеть родинку под правым ухом, он все равно знал, что она там.
— Ты останешься? — спросила Джоан тихо. Он сухо кивнул, и она отвернулась.
«Чертова семья, — подумал Генри. — Чертова семья садистов, которые обладают неподражаемым талантом обращаться с просьбами так, что ты не можешь им отказать. Даже зная, что потом будешь жалеть всю свою жизнь. Может, они специально их придумывают? Может, какой-нибудь мой прапрадедушка сумел здорово насолить королевской семье, и теперь они мстят мне за все предыдущие поколения рода Теннесси?»