Все уставились сначала на нее, потом на Бертрама. Тот очень пытался скрыть самодовольную ухмылку на мокром лице, но получалось у него это с трудом.
— А теперь, — продолжила королева, — не говорите мне ничего. Завтра утром мы все обсудим. Баррет, — позвала она Баррета-младшего, — здесь еще осталась какая-нибудь приличная комната?
— Конечно, ваше величество. Пойдемте...
Когда они ушли, Ордей недовольно посмотрел на Бертрама и проворчал:
— Проклятие, Бертрам. Что ты с ней сделал?
— Двинул в челюсть и окунул в воду, — спокойно ответил шпион.
— Что?! — воскликнули одновременно Ордей, Лексли и Баррет-старший.
— Что слышали, — отрезал Бертрам. — Не думаю, что вообще стоило это вам рассказывать.
Лорды ошарашенно смотрели на него. Наконец Кеттерли негромко хмыкнул.
— Все-таки ты везунчик, Бертрам. Ударить королеву по лицу может любой дурак — но только ты умудряешься получить за это орден, а не плаху и топор.
Бертрам очень серьезно покачал головой.
— Ударить, безусловно, может любой дурак. Но вот выбрать для этого правильный момент способен далеко не каждый.
***
Длительная стоянка армии под Стетхоллом имела, как обычно это бывает, и хорошие, и дурные последствия. С одной стороны, солдаты получили возможность как следует отдохнуть, и э то резко улучшило настроение среди как рядовых, так и командования. Однако по той же самой причине дисциплина неизбежно страдала. Все чаще солдаты уходили в самоволку, все больше было случаев пьянства, драк и разгулов. Поэтому никто особенно не удивился, когда на окраине лагеря одним вечером появился передвижной бордель.
Никто не стал бы из-за этого поднимать шум или устраивать разбирательство — в конце концов, солдаты тоже люди, и это куда лучше, чем шуровать по окрестным деревням, — если бы не королева. Было совершенно непонятно, что она могла думать по этому поводу, и никому не хотелось быть первым, кто услышит мнение королевы. Попытаться же скрыть сам факт появления борделя было бесполезной затеей, потому что от королевы вообще ничего нельзя было скрыть.
О пополнении лагеря восьмью очаровательными особами женского пола королева узнала на следующее утро после их появления. Как обычно, она внезапно возникла из ниоткуда прямо перед ярко расписанными фургонами, надписи на которых в завуалированной, но доходчивой форме просвещали, чем именно занимаются путешествующие в них особы. Надписи обещали всевозможные удовольствия — впрочем, их общий тон, как и характер графического исполнения, отличался вкусом, редко встречающимся у представительниц этой профессии. Королева изучала надписи, задумчиво проводя пальцами по губам. В это мгновение тент одного из двух фургонов отодвинули в сторону — и из него на землю спрыгнула невысокая женщина в очень строгом мужском костюме, с гладко зачесанными темными волосами и серьезным лицом. Королева еле заметно приподняла брови. Персонаж явно был из какой-то совсем другой истории.
Женщина заметила королеву и тут же присела в очень глубоком и одновременно грациозном реверансе.
— Ваше величество.
Изумление королевы росло с каждой минутой — хотя оно почти не отражалось на ее лице.
— Кто вы такая? — спросила она строгую женщину.
— Клара Бринн, ваше величество. Хозяйка этого странствующего... — тут женщина оглянулась на фургоны и скептически осмотрела их, — странствующего борделя. Назовем вещи своими именами.
Королева слегка усмехнулась.
— По правде сказать, госпожа Бринн, вы похожи на бордель-маман, как... как я — на королеву, — закончила она, усмехаясь еще шире.
Клара Бринн ответила поклоном.
— Я надеюсь, — спросила она вежливо, — вы не против того, что я и мои барышни здесь остановились, ваше величество?
— О нет, — ответила королева легко. — Чувствуйте себя как дома.
Клара поклонилась еще раз, а когда она подняла голову, королевы уже нигде не было видно.
***
Бордель на колесах был следующим шагом Клары на пути к осуществлению своей мечты. В условиях военного времени предприятие показалось ей выгодным — еще и потому, что очень много девушек в результате царящего хаоса оказались без дома и работы. Первые несколько недель Клара проводила суровый отбор — и теперь могла гордиться своим коллективом. Все ее «барышни» подавали большие надежды — в каждой из них было что-то, что всегда позволяло Кларе брать с клиентов чуть больше.
Она нашла много подходящих кандидаток — но не стала привозить с собой всех, опасаясь, что затея может провалиться, а эвакуировать восемь человек — совсем не то же самое, что пятьдесят. Но разговор с королевой обещал самую благоприятную почву для ведения бизнеса, и скоро бордель Клары превратился в самостоятельную часть лагеря, со своими правилами, законами — и дисциплиной, куда более строгой, чем та, что поддерживалась среди солдат. В этом вопросе Клара была особенно тверда. «Наше дело, говорила она, — не разврат, а удовольствие». «Барышни» не спорили. Спорить с Кларой было бесполезно.