— о, я знаю, что поступила неправильно, взяв его, не говоря уже о том, что я его надела, — но я хотела сойти вниз и рассказать все. И, чтобы никто не знал, что это я рассказала.
— Господи, никак не пойму…— начал было Джим, но сдержался.
Внезапно он все понял. Рассказ кормилицы можно было понять по-разному. Во-первых, нужно знать страх большинства этих людей перед магией и таинствами, которых они не могли постигнуть и верили, что такие вещи им не подвластны, выше их понимания. Во-вторых, кольцо принесли от Агаты Фалон, которая до сих пор не проявляла никакого интереса к младенцу. Это, по меньшей мере, странно. Кроме того, в этом мире повсюду присутствовала магия, и кольцо тоже могло нести в себе магию.
— Хорошо. А теперь возвращайся. Я приду через несколько минут.
Кормилица ушла. Джим посмотрел, что происходит за столом. Епископ все еще склонялся к графу и Агате Фалон, не очень низко, чтобы соблюсти свое пасторское достоинство. Энджи оживленно беседовала с сэром Джоном Чендосом. Это, конечно, раздражало, и сильно.
Джим любил сэра Джона Чендоса. Более того, он восхищался этим человеком. Чендос был поразительно умен, чрезвычайно тонок для своего времени и окружающей обстановки. Джим помнил, что за все время их знакомства Чендос не сказал и не сделал ничего, что выходило бы за пределы обычной вежливости и уважения по отношению к Энджи.
Но сэр Джон, без сомнения, красив — представительный мужчина, умный и близкий к трону. В нем сочетались многие прекрасные человеческие качества. Энджи интересно с ним. В этом не было ничего страшного, огорчало лишь то, что все действия сэра Джона являлись введением в обычную здесь игру — совращение женщины под маской светской любезности; именно это сейчас и происходило. Подобное не считалось пороком на таких собраниях, как это — знаменитых рождественских праздниках у графа, сопровождавшихся пиршествами, спортивными играми, турнирами и развлечениями.
Но сейчас Джиму было не до того.
Он бросил еще один быстрый взгляд вокруг. Никто не обращал на него внимания.
Джим спокойно поднялся и направился в сторону, где, как все знали, находится отхожее место. В этой же стороне была и лестница башни, по которой можно подняться в их с Энджи комнаты. Он уже почти достиг конца зала, когда характер шума изменился. Все инструменты, кроме ирландской арфы, смолкли, и раздались звучные печальные аккорды; струны арфы нежной жалобой вливались в общий гул.
— Черт возьми, именно сейчас!
Джим с сожалением оставил за спиной звуки арфы и поспешил к выходу.
Глава 9
— По-моему, здесь все нормально, — сказал Джим.
Он вновь находился в своей комнате; дверь была закрыта, кормилица держала его за локоть, а малютка Роберт мирно спал за гобеленом, намахавшись руками и ногами и напускав пузырей от удовольствия, что ему позволено это делать.
Чуть раньше Энджи приказала кормилице молчать, чем страшно напугала молодую женщину, которой казалось, будто ее посвятили во что-то, по меньшей мере равное государственной тайне; еще Энджи велела не развязывать длинные веревки, которыми ребенка привязывали к небольшой короткой доске, чтобы он не упал, пока няня занята. Энджи мрачно заметила, что дети нуждаются в движении и что впредь она сама будет решать, как обращаться с Робертом.
Еще она заставила Джима приказать одному из солдат, чтобы тот тайно соорудил нечто вроде колыбели, в которой ребенок сможет свободно двигаться.
— Совершенно ничего страшного, — повторял Джим, примеряя принесенное кольцо на свой палец.
Это было обычное золотое кольцо, по размеру подходящее для женского пальца. На кольце был выгравирован герб Фалонов. Это была печатка, предназначенная для того, чтобы скреплять письма горячим воском, указывая на ранг и социальное положение владельца кольца.
Все выглядело совершенно невинно. Конечно, Джим проводил проверку немагическими средствами, ведь епископ благословил замок, и никакая новая магия не подействует, пока он его не покинет. Единственная проверка, которая хоть как-то приближалась к магической, была результатом его недавней беседы с Каролинусом, который вскользь упомянул, что опытный маг способен обнаружить в вещи магию благодаря появлению дрожи в пальцах.
Джим не чувствовал дрожи в пальцах. Но, с другой стороны, возможно, он недостаточно опытный маг для такого испытания.
— Я его, пожалуй, возьму, — промолвил он наконец. — Каролинус взглянет на него и скажет, что он об этом думает. Я же совершенно уверен, что оно безобидно. Впрочем, младенец не будет носить кольцо, хотя, я полагаю, его можно прикрепить к одежде.
— Да, милорд, — подтвердила кормилица, — я сделаю петлю, чтобы его можно было носить как пуговицу.
— Ну что ж, все хорошо.
Джим повернулся к двери, радуясь, что может уйти, — в комнатах было душно, камины весело догорали. Брайен попытался мягко намекнуть Энджи, что не стоит перегревать ребенка, приучая его к тропической жаре. Но Энджи заставила его замолчать мрачным замечанием, что ей решать, что лучше для ребенка. С того момента, когда Энджи вытащила Роберта из-под снега, она походила на волчицу. Ни Брайен, ни Джим больше не пытались спорить, ограничиваясь мягкими советами.
Джим повернулся и взялся за щеколду двери, но остановился, едва дотронувшись до нее.
— Милорд! — пропищал тоненький голосок за его спиной. — Сэр Джеймс! О, сэр Джеймс!
Джим и кормилица повернулись к камину.
— Ик! — В голосе кормилицы чудесным образом соединились страх и крайнее любопытство.
Джим подумал, что эти чувства вполне оправданы. В камине, над пламенем, удерживаясь в тоненькой струйке дыма, сидела покрытая сажей коричневая фигурка, одетая в облегающие штаны, куртку и маленькую плоскую шапочку, плотно натянутую на круглую головку. Носик задран кверху, глаза — блестящие пуговки, на губах застыло нечто вроде боязливой улыбки.
— Это всего лишь я, милорд, гоблин из кухни Маленконтри. Я молю о прощении, сэр. Не могу поверить, что милорд никогда не видел меня. Ну, я-то хорошо тебя знаю и, конечно, не потревожил бы милорда, если бы не столь срочное дело, как сказал дракон.
— Гоблин? Дракон?
— Да, милорд, дракона зовут Секох. Он явился в замок, потому что очень нуждается в тебе. Это его идея забраться в кухню, раз все слуги ушли. Он позвал меня из камина, и я, естественно, сошел вниз. Он послал весточку для тебя, потому что у него не было возможности подойти к тебе в замке. Обычно я никогда не беспокою милорда. Но я подумал, что в этом случае… словом, я оседлал дым и проник вместе с ним сюда, как мы, гоблины, делаем, если надо. — Он замолчал. — Я действительно твой гоблин из кухни, — обеспокоенно добавил он. — Просто твой маленький гоблин.
Последние слова он произнес с легкой печалью.
— Что все это значит? — резко спросил Джим. Слишком много всего обрушилось на него за последние часы.
— Ничего! Совершенно ничего, рыцарь великой магии! — испуганно вскричал гоблин. — Я просто обмолвился. Прости меня, милорд… я просто гоблин… всегда к твоим услугам. Верный и преданный… хотя, конечно, маленький. Я не хотел бы настаивать на вопросе о моем имени…
— Тебе не нравится, что тебя называют гоблином? — сказал Джим, тщетно пытаясь понять, что означает поток слов, льющийся из уст маленького существа.
— Страшно не нравится… Я хочу сказать, очень нравится. Зови меня просто гоблином, милорд. Забудь все, что я сказал. Гоблин — это прекрасно. Мне… нравится, когда меня так называют.
— Так ты хочешь сменить имя, что ли?
— Да… нет-нет… называй меня просто гоблином, милорд…— Он казался еще более испуганным.
— Я буду называть тебя Гоблин Первый, — нетерпеливо сказал Джим, затем спохватился и более приветливо закончил: — Из Маленконтри, конечно.
— Гоблин Первый? — Маленькие зелено-коричневые глазки на темном личике широко раскрылись. — Из Маленконтри? И все это я?
— Конечно, — подтвердил Джим, С маленьким существом произошла удивительная перемена. Гоблин буквально сиял,