Выпалив все это, Доноэ вскочила. Лайам возблагодарил всех богов, каких только помнил, что она не ударилась в крик.
Хорошенько, по ее разумению, отделав Лайама и таким образом защитив свою честь, Доноэ развернулась и удалилась на кухню с тем выражением оскорбленного достоинства, на которое способна лишь юность, уверенная в своей правоте. Она даже смела с дороги хозяина, который некстати высунулся из кухни.
Хотя Кессиас мало что слышал из их разговора, насупленный вид Лайама быстро помог ему понять, что к чему. Эдил громко расхохотался и подошел к Столику:
– Пошли отсюда, “гадкий и мерзкий змей”. Хватит оскорблять саузваркских девиц.
И он вытащил Лайама на улицу. Нетронутые бокалы с вином так и остались стоять на столе.
– Неловко как-то все получилось, вздохнул Лайам.
– У вас просто нет таланта допрашивать невиновных, – весело заметил Кессиас, увлекая Лайама за собой, – а она конечно же ни в чем не виновна. Я готов вручную надраить Клыки до блеска, если это не так. Если бы на ее месте сидел убийца и вдобавок держал нож у вашего горла, вы бы его обезоружили и приперли к стенке с помощью одних только слов. Но в девушках вы не разбираетесь, Ренфорд. Тут и стыдиться нечего. Ладно, выкладывайте, что вам удалось накопать.
Все еще мучаясь неловкостью и мысленно ругая себя, Лайам сказал, что ему удалось уяснить две вещи: во-первых, причину визитов Доноэ в домик на берегу, а во-вторых, что старик, оказывается, дал обет целомудрия и, следовательно, иметь тайных греховных связей не мог.
– Поклялся, значит, хранить целомудрие? Я, конечно, слыхал, что маги этак чудят, но… – заметил эдил. Значит, загадочную даму, как-то связанную с Виеску, можно смело сбрасывать со счетов.
– Да, а это, в свою очередь, означает, что у нас остается лишь Марциус. И, может быть, Лонс.
– Это значит, что у нас остается лишь Лонс, – поправил его эдил. – Против торговца нет ни каких улик.
– Гм…
Кессиас раздраженно возвел глаза к небесам, но Лайам этого не заметил. Какая-то мысль, сопряженная с фактами, выуженными у Доноэ, засела в его голове и не давала покоя.
– Вот если бы вы были магом, Кессиас, – спросил он вдруг, – разве вы не захотели бы убедиться, что получили именно то, что вам нужно? То есть настоящую кровь девственницы?
– Что?!!
– Ну… вам не кажется, что Тарквин захотел бы это проверить? Проверить, действительно ли невинна эта девчонка?
– По правде говоря, – с улыбкой заметил Кессиас, – невинна эта девица или нет, я не знаю, но почему-то мне сомнительно, что она будет оставаться девственницей до гроба.
Лайам пропустил грубую шуточку мимо ушей. Он уже вообще перестал думать о том, что сказал. Он загнал толком не сформировавшуюся идею на окраину мозга и принялся обдумывать вопросы более неотложного плана.
Они между тем уже приближались к выходу из богатых кварталов. Эдил улыбался солнышку, которое ярко светило, но не очень-то грело, а Лайам смотрел на булыжную мостовую и думал о своем.
Почему он так бестолково провел разговор с Доноэ? Неужели эдил прав, и он становится проницателен лишь в беседе с людьми, которые и вправду в чем-то виновны? Конечно, в определенном смысле приятно сознавать, что ты по натуре своей не подозрителен и что лишь те, у кого рыльце в пушку, пробуждают в тебе свойства ищейки. И потом, в конце концов, разве он все таки не добился кое-каких результатов?
С другой стороны, по вердикту эдила, у них оставался лишь один подозреваемый – Лонс, а в эту версию Лайам не очень-то верил.
Они в молчании вышли за пределы района для богачей. Теперь их окружали дома поменьше и поскромнее. Лайам резко остановился: он вдруг вспомнил о приглашении леди Неквер.
– Ох, чуть не забыл! У меня же назначена встреча неподалеку, и… в общем, мне надо идти!
Кессиас поинтересовался:
– К Поппи Неквер?
Голос его не выражал ничего, кроме небрежного любопытства.
– Да, – коротко отозвался Лайам, решив ни чему не удивляться.
– Тогда мы тут и расстанемся. Мне нужно готовиться к участию в шествии. Нам надо бы встретиться после того, как оно кончится, и обмозговать то да се.
– Тогда поужинаем в “Белой лозе”?
– Нет, “Лоза” мне стала надоедать. Да и сидр надо допить. Приходите ко мне домой после окончания шествия. Вы узнаете, что оно завершилось, по колокольному звону. Когда процессия доберется до храма, жрецы устроят настоящий трезвон.
– Ладно, тогда к вечеру я буду у вас, – согласился Лайам.
Кессиас улыбнулся и вдруг протянул спутнику руку. Лайам осторожно пожал широченную кисть.
– Хотя вы всего лишь ученый, но у вас все задатки хорошей ищейки, Ренфорд. Не мучайтесь из-за этой глупой девчонки. Мы просто оба, как умеем, стараемся, чтобы правосудие все же свершилось, я – в силу своей должности, а вы – ради чего-то еще. Что бы мы ни делали, все, так или иначе, пойдет нам на пользу. А может быть, и кому-то еще.
Лайам хмыкнул, но Кессиас не отпускал его руки, пока Лайам не ответил.
– Пожалуй, да. Пожалуй, вы правы.
Он высвободил свою руку, и двое мужчин неловко кивнули друг другу, словно стесняясь собственных слов и мыслей. Кессиас зашагал к центру города, чтобы переодеться и присоединиться к процессии. А Лайам развернулся и побрел обратно – к дому Неквера.
11
Он постучал в двери дома торговца, и колокола начали отбивать полдень. Лайам усмехнулся. Ларс принял его с обычной доброжелательностью, но в гостиную не пригласил. Вместо того он, стараясь не глядеть гостю в глаза, попросил Лайама чуть подождать, а сам поспешно поднялся наверх.
Какую-то минуту спустя по лестнице скатился вихрь юбок – это была леди Неквер. Лицо женщины было осунувшимся и бледным. Она замерла у подножия лестницы и испуганно оглянулась, прежде чем подбежать к Лайаму.