Лайам расхохотался, невзирая на боль, и с испугом понял, что в его смехе проскальзывают истеричные нотки.
Тяжелый стук в дверь заставил его успокоиться. Лайам вздохнул поглубже и крикнул:
“Войдите!”
Вошел Боулт – в плотном дорожном плаще, в высоких сапогах, все с тем же выражением сдержанного неудовольствия на лице.
– На улице по-прежнему льет как из ведра, а сточные канавы стали смахивать на реки во время половодья. Вы уверены, что имеет смысл соваться в Муравейник в такую ночь, квестор Ренфорд?
– Квестор?
Лайам уже привык, что саузваркцы на редкость небрежно обращаются с титулами, но так его еще никогда не величали. Квесторами в Торкнее когда-то называли королевских агентов для особых поручений. Это звание вышло из обихода много десятилетий назад. Примерно тогда же, когда и титул эдила.
– Эдил Кессиас велел мне называть вас так, чтобы подчеркнуть, что вы – его офицер и что вы имеете право приказывать мне.
Похоже, Боулту все это было до фонаря, и Лайам обнаружил, что начинает симпатизировать стражнику. Тот был типичным саузваркцем, темные волосы ни короткие, ни длинные, спускающиеся чуть ниже ушей, ни низкорослый, ни высокий, ни тощий, ни толстый, с невозмутимым лицом, темными глазами и тяжелыми веками. Он терпеливо взирал на Лайама, всем своим видом давая понять, что ему могли бы найти и лучшее применение.
– Увы, Боулт, боюсь, с этим ничего не поделаешь. Мне нужно посмотреть кое на что в Муравейнике, а почтеннейший эдил считает, что мне не следует идти туда без сопровождения.
Боулт пожал плечами. По его виду можно было предположить, что он, в общем-то, согласен с соображениями эдила.
– Я ценю ваше доверие, Боулт, – саркастически произнес Лайам. – Ступайте за мной.
Втайне Лайам радовался, что в спутники ему достался именно этот неразговорчивый непрошибаемый стражник. Такой не станет болтать о том, что увидит.
Говоря о погоде, Боулт малость преувеличил, сточные канавы были по-прежнему полны, но на реки в половодье уже не походили, а ливень сменился размеренным ледяным дождем. Стук дождя по крышам и мостовым создавал ритмическую подкладку для мелодии журчащей в канавах воды. Но Лайам был уютно завернут в свой теплый плащ, а рядом с ним шагал стражник, несший фонарь с колпаком, – и Лайам пребывал в отличном расположении духа. Возможность выяснить наконец, что же за таинственная особа водила его столько времени за нос, наполняла все существо Лайама особенным возбуждением. Он вдруг исполнился уверенности, что вот-вот разгадает загадку и выполнит свои обязательства перед Кессиасом, Ророй и Фануилом. Лайаму даже представилось, как он принимает поздравления от каждого из заинтересованных лиц – отстраненно и со слегка скучающим видом. Лайам улыбнулся и глубже упрятал голову в капюшон.
Дождь все еще оставался довольно сильным, но фонарного пламени не заливал. Кроме того, время от времени улицы освещал свет, падающий из окон. Кварталы города были пустынны, а клокотание воды заглушало все прочие звуки, но Лайам дважды споткнулся и между его лопатками неприятно свербило. Случись это в походе, Лайам решил бы, что за ним наблюдают, но сейчас он списал свои опасения на дождь и темноту. И погрузился в размышления о предстоящей охоте.
Как только они добрались до Муравейника, Боулт передал Лайаму фонарь и пропустил его вперед. Они принялись петлять по улицам, ведущим к заветному дворику. На этот раз дорога показалась Лайаму более долгой, и он уже стал бояться, что заблудился. Но тут мечущийся свет фонаря внезапно выхватил из темноты вход в переулок, запомнившийся ему по дневному визиту. Лайам облегченно перевел дыхание и свернул в переулок. Боулт последовал за ним.
В окошках верхних этажей зданий, обступающих дворик, все еще горел свет, но все окна, расположенные пониже, были темны. Дворик был погружен в темноту, что как нельзя больше устраивало Лайама. До сих пор Лайам не особо задумывался о том, каким образом он организует засаду, и потому пришлось соображать на ходу.
Кивком велев Боулту следовать за ним, Лайам принялся протискиваться мимо груды мусора и обломков, цепляясь за что-то плащом и чувствительно ударяясь о что-то, в конце концов торчащая клепка какой-то бочки ткнула его прямо в грудь. На миг Лайам даже остановился, и из глаз у него невольно потекли слезы. Да, пробираться здесь при дневном свете и посуху было бы куда легче, да и от фонаря особой помощи не было, – он освещал лишь небольшую часть баррикады. Но как бы там ни было, в конце концов Лайам обогнул преграду и остановился перед обвисшей на кожаных петлях дверью многоквартирного дома. Лайам передал фонарь Боулту и толкнул дверь. Та подалась на несколько дюймов, затем, заскрежетав, остановилась. Лайам просунул руку в образовавшуюся щель и понял, что дверь не закрыта на крючок или засов, а потому он стал дергать ее взад-вперед. Дверь перевалила через какое-то невидимое препятствие и уже легко отворилась. Взору незваных гостей предстало подобие вестибюля, едва освещенного единственной свечой: Свеча была закреплена высоко на стене, и в отблесках неверного света видна была лестница без перил и под ней – груды вся кого хлама. Они громоздились и под стенами, подобно осыпям у подножий утесов.
Да, не самое замечательное местечко для романтических встреч. Зато расположено удобно, неподалеку от склада Неквера и далеко от богатых кварталов. Лайам сделал несколько шагов в глубь вестибюля, чтобы взглянуть вверх, в лестничный колодец. Лестница маршами уходила во тьму – к самому верхнему этажу здания, по край ней мере так показалось Лайаму. Другого выхода из вестибюля, похоже, не имелось. Боулт ковырнул что-то носком сапога и с отвращением пробормотал.