Король облегченно вздохнул.
— О чем я, бишь, говорил? Ах да — о женщинах. У них на уме лишь наряды и плотские удовольствия. — На лице короля обозначилось нескрываемое презрение. — А скажи, Роберт, Агата все еще наведывается к этому малому, который сидит в подземной тюрьме?
— Время от времени. Этот малый выкинул странный номер. Сначала непостижимым образом порвал цепь, устроил подкоп и бежал. А через три дня вернулся, черт знает зачем. Теперь сидит на цепи, которую не порвать и медведю. Леди Агата недавно заходила к нему.
— За каким дьяволом?
— Не знаю. Ваше Величество. Разве женщин поймешь? Возможно, она выясняет, нельзя ли этого человека держать у себя за комнатную собачонку.
— Если малого можно обучить всяким фокусам, я лучше сделаю из него шута. Но, как бы там ни было, леди Агате не пристало расхаживать по тюрьме.
— Может быть. Ваше Величество соизволит поговорить с ней?
— Что толку? Когда я начинаю учить ее уму-разуму, разговор всякий раз заканчивается черт знает чем. Гм... Поговори с ней сам, Камберленд. И строго. Напомни леди Агате о ее положении при дворе.
— Как будет угодно Вашему Величеству.
— Ты хороший слуга, Роберт. Тебе можно доверять не одни государственные дела. Ты оберегаешь меня и от житейских невзгод. Однако ты забыл о моем бокале.
Камберленд встал, налил королю вина и сел снова.
— Пользуясь расположением Вашего Величества, — сказал граф, — я хотел бы вернуться к разговору о разбойном нападении на мои земли на севере Англии.
— Нет-нет-нет, Роберт! — запротестовал король, морщась словно от зубной боли. — Рассказом об этом набеге ты мне уже прожужжал все уши. С меня хватит. Занимайся своими делами сам.
— Если бы речь шла только о нападении на мои земли, я бы не обеспокоил Ваше Величество. Я уже говорил и осмеливаюсь повторить: люди, вторгнувшиеся в мои владения, преследуют далеко идущую цель — принудить Ваше Величество уменьшить налоги. Эти люди покушаются на устои трона, посягают на благоденствие Англии.
Король устало закрыл глаза. Губы его приоткрылись, голова поникла, плечи обвисли. Камберленд смерил его угрюмым взглядом.
Неожиданно король встрепенулся, гулко зевнул и досадливо произнес:
— Ладно. Скажи, какими налогами возмущены эти люди.
— Всеми. И подушным, и налогом с продажи земли, и налогом на наследство, да и другими. Зреет заговор. Есть лица, которые лезут из кожи вон, чтобы возмутить спокойствие в королевстве. Среди них граф Оксфордский и сэр Джон Чендос.
— Чендос! — гневно вскричал король, изумленный сверх всякой меры. — Да ты с ума сошел! Джон Чендос мне предан душой и телом. Служит на благо Англии, не щадя сил. А разве не он со своим отрядом отразил нападение на твои земли?
— Есть люди, которые искусно маскируют свои истинные намерения, — ответил граф. — Кстати, в отряде Чендоса был Рыцарь-Дракон. Однако это не означает, что он предан тебе душой и телом.
— Вы словно сговорились с Агатой, — пробурчал король. — Не жалуете одних и тех же людей. Понятно, чем не угодил Агате Рыцарь-Дракон, а вот с чего она взъелась на Чендоса, в толк не взять. По мне, и тот, и другой заслуживают доверия.
Джим ухмыльнулся. Эдвард III придерживался любимой политики королей «разделяй и властвуй», не без основания полагая, что, чем большее число подданных он столкнет лбами, тем меньше недоброжелателей останется на его долю.
— А разве леди Фалон не заслуживает доверия? — вкрадчиво сказал Камберленд. — Ей ни к чему возводить напраслину на твоих подданных. Она служит тебе верой и правдой. И не только при дворе. Все Рождество она провела у графа Сомерсетского с единственной целью отвратить принца от непомерных возлияний и непристойных выходок. Леди Агата относится к принцу по-матерински, и, хотя тот закоснел в пороках, она не оставляет попыток наставить его на путь благонравия.
— Ты прав, Роберт, — довольно сказал король, пригубив из бокала. — Агата не только заботится обо мне, но и печется о моем сыне. Правда, в матери она ему не годится Она только на несколько лет старше Эдварда. Однако не забывай, Роберт, Агата всего лишь слабая женщина, далеко не видит и поэтому может ошибаться в людях.
— У женщин развито внутреннее чутье, — возразил Камберленд. — Леди Фалон под силу распознать твоих недругов инстинктивно.
— Мне нужны доказательства, а не предположения, основанные на интуиции, — ответил король. — Я верю Чендосу. Да и граф Оксфордский не тот человек...
Конца фразы Джим не расслышал. Над самым его ухом раздался взволнованный голос гоблина, усевшегося ему на плечо:
— Милорд, я нашел целых два потайных хода! Пойдем скорее!
— Иду! — ответил Джим и направился к двери, провожаемый голосами единоутробных братьев.
— Последняя бутылка испанского вина? — негодовал король. — Не хочу и слышать об этом. Может быть, и на его ввоз увеличили пошлину?
— Я не знаю. Ваше величество, — ответил Камберленд. — Надо навести справки...
В спальне графа, в стене рядом с камином, зиял невысокий, узкий, темный проем. У проема, как часовой на посту, с гордым видом стоял Эдгар. Гоб спрыгнул с плеча Джима и исчез в проходе.
— Молодец, Гоб! — воскликнул Джим. — Ты очень быстро отыскал потайной ход.
— Это не я, — отозвался гоблин. — Это все дым!
— Хвала тебе и твоему дыму! — ответил Джим, после чего, пригнув голову, вошел в проход.
— Направо, милорд! — раздался голос гоблина. — Осторожно! Здесь лестница.
Джим повернул направо. Вниз шли ступеньки узенькой крутой лестницы, терявшейся в тусклом свете свечей.
— Всего три ступеньки вниз, милорд, и налево, — снова раздался голос гоблина. — Здесь площадка.
Джим спустился на три ступени, повернул налево и оказался в кромешной тьме.
— Одну секунду, милорд! — прощебетал гоблин.
Что-то лязгнуло, звякнуло, открылась какая-то дверь, и взору Джима предстала ярко освещенная комната.
Джим осмотрелся: широкое окно с настоящими стеклами, кровать под шелковым балдахином, мягкий ковер... Спальня короля!
Джим задумался. Скорее всего, апартаменты графа соединяются не только с покоями короля, но и с комнатами Агаты Фалон — и, может быть, даже обычной дверью. Из разговора короля с графом нетрудно было понять: Камберленд и Агата действуют заодно.
Размышления Джима прервал гоблин:
— Если ты хочешь увидеть еще кое-что, то спустись вниз по лестнице.
— Лестница ведет во двор замка? — спросил Джим.
— Милорд сам увидит, — явно волнуясь, ответил гоблин.
— Ты уже был внизу?
— Да, милорд. Спустись и ты вниз, пожалуйста, — умоляющим голосом проговорил Гоб.
Джиму не составило бы труда развязать Гобу язык, но, сообразив, что гоблин предвкушает непомерное удовольствие поразить необыкновенным открытием своего лорда, он вздохнул и, пожав плечами, спросил:
— А как закрыть дверь?
— Это легко, милорд. Стоит лишь потянуть вот за эту цепь.
На полу в пятне света, пробивавшегося из комнаты, Джим увидел конец цепи.
— А лестница освещена до самого низа? — поинтересовался он, закрыв дверь.
— Да, милорд. По обеим сторонам лестницы горят свечи.
Гореть-то свечи горели, да только тускло. Больше двух-трех ближайших ступенек было не разглядеть. Джим чертыхнулся. Того и гляди, упадешь, а то и шею сломаешь. Джим остановился, вытянул вперед указательный палец, прищурился и представил себе, что из кончика пальца исходит луч света. Джим открыл глаза. Стало светлее. Палец освещал путь, как фонарик. Ба! По лестнице недавно кто-то прошел: на пыльных ступеньках виднелись чьи-то следы.
Лестница привела к узкому коридору с земляным полом. Впереди высилась дверь.
— Милорд, подожди меня здесь, — прощебетал гоблин. — Сначала я посмотрю сам, что делается за дверью.
Джим поднял глаза. Гоб сидел на невесть откуда взявшейся струйке дыма.
— Я сейчас вернусь, — сказал Гоб.
Струйка дыма потянулась к щели между дверью и косяком, проскользнула в щель и исчезла из вида вместе с гоблином.