— Мое имя! Мой герб! Мои титулы!
Он сверкнул обезумевшими глазами и, застонав, снова уронил голову на руки.
Джим удивился еще больше: имя и регалии значили для Камберленда больше, чем жизнь. Казалось, страшной тяжестью обрушилось на графа воздвигнутое им здание его жизни, и он был раздавлен этим обвалом.
Из-за стола поднялась Анджела и направилась к графу. Она не могла не посочувствовать человеку, на которого обрушилось неожиданное несчастье.
— Не надо, Энджи, — остановил ее голос Кинетете.
— Не надо? — растерянно повторила Анджела.
— Камберленд не поймет тебя. — пояснила Кинетете. — Если бы ты приходилась ему матерью или сестрой, тогда может быть... Ты для него посторонняя женщина — более того, жена недруга — и граф решит, что ты потешаешься над ним.
— Разве граф не поймет, что ему сочувствуют?
— В мире, куда ты попала, не рассчитывают на сострадание посторонних. Да ты посмотри... — Кинетете взяла Энджи за руку и развернула лицом к столу.
Епископ, Брайен и Дэффид смотрели на Камберленда с нескрываемым интересом, но в их глазах не было и намека на жалость или сочувствие.
Проследив за взглядом жены, Джим внезапно сообразил, что поставленный им спектакль не обошелся без зрителей.
— Каким образом... — начал он, но его прервал голос Кинетете:
— Тебе все объяснит Каролинус. Джим перевел взгляд на мага. Каролинус проснулся и, казалось, был полон сил.
— Не задавай мне лишних вопросов, Джеймс, — сказал маг. — Я сделал так, чтобы все сидящие за этим столом стали зрителями сотворенной тобой иллюзии. Мне кажется, она тебе удалась и не причинила никому зла. Надеюсь, что милорд епископ согласится со мной.
Ричард де Бисби что-то буркнул себе по нос и смерил Джима недружелюбным взглядом.
— И я считаю, что иллюзия не причинила никому зла, — подала голос Кинетете, нарушив воцарившееся молчание. — Однако тому, кто ее создал, пора вывести милорда графа из угнетенного состояния.
Джим склонился над графом.
— Милорд Камберленд!
Граф даже не шелохнулся. Джим повторил попытку:
— Милорд!
Камберленд сохранял полную неподвижность. Джим оперся рукой о стол, наклонился и размеренно проговорил графу в самое ухо:
— Милорд, то, что с тобой случилось, было всего лишь сном, и этот сон не станет реальностью, если он послужит тебе уроком.
Граф приподнял голову.
— Нет, это был не сон, — сказал он усталым, безжизненным голосом. — Ни один сон не может быть таким явственным.
— Ты ошибаешься, — возразил Джим. — Мне лучше знать. Я маг, и это я навеял на тебя сновидение.
— Я не верю тебе, — сказал Камберленд, немного повысив голос. — Маг не может погрузить человека в сон.
— Это ни на что не похоже! — возмутился Каролинус. — Как можно отрицать всесилие магии?
— Сын мой, — вступил в разговор епископ, взглянув на графа, — ты действительно спал. Сэр Джеймс не обманывает тебя.
Камберленд потер рукой лоб.
— Если ты позволишь, милорд, — проговорил Джим, — я растолкую тебе твой сон.
— Сон говорит о том, что мне не спастись от моих врагов, — опустошенно сказал Камберленд.
— Нет, — возразил Джим, — сон говорит о том, что ты сам замыслил расправиться с неугодными тебе людьми при дворе. Ты сам организовал набег на свое поместье с тем, чтобы обвинить в преступлении графа Оксфордского и его сторонников.
Естественно, ты нажил себе врагов. И они начнут действовать, если ты не угомонишься. Им легче обвинить тебя в колдовстве, чем поднять мятеж, сколотив войско из недовольных повышением налогов.
— Я не колдун, — сказал Камберленд.
— Нет, — согласился Джим. — Тем не менее твои помыслы таят зло. Ты собирался расправиться и со мной, а заодно и с моими друзьями. Поначалу ты действовал руками леди Агаты. Эта женщина питает ко мне злобу и не оставляет попыток погубить меня, мою жену и моих друзей. Мало того, она плетет интриги при дворе. Если леди Фалон не уймется, ее действительно могут арестовать, а на допросе выбить у нее показания, порочащие тебя. Ты один можешь поставить ее на место. Если ты обуздаешь ее и сам прекратишь враждебные действия против неугодных тебе людей, то и на тебя никто не поднимет руку.
— Если я стану бездействовать, мое место при дворе займет Оксфорд.
— Графу Оксфордскому не осилить тебя. Ты брат короля и его первый советник. У тебя есть сторонники, перемани на свою сторону и недоброжелателей. Снизь налоги, поступления от которых оседают в твоих сундуках, и твои недруги превратятся в твоих приверженцев.
При упоминании о налогах Камберленд поежился и отвел глаза в сторону. Немного помолчав, он снова взглянул на Джима и ответил:
— Ты маг, и я благодарен тебе за предостережения и советы. Но ты не придворный. Не рассчитывай на то, что Оксфорд умерит свои аппетиты.
— Я рассчитываю лишь на то, что ты вместе с леди Агатой оставишь меня, мою жену и моих друзей в покое.
— Наши пути расходятся, у меня не осталось причин враждовать с тобой. Что касается Агаты Фалон, то я ее обуздаю.
— Тогда тебе остается отдать мне ордера на арест.
— Я не знаю, у кого они.
— Ты сам говорил, что ордера у сэра Саймона.
— Я сказал, не подумав. Офицер, которому приказали... — Камберленд замялся и, проглотив несколько слов, продолжил:
— Никогда не возьмет с собой столь важные документы из боязни потерять их или утратить в бою.
— Сын мой, — снова подал голос епископ, — ты едва ступил на путь покаяния и смирения и уже сворачиваешь с него. Я нисколько не сомневаюсь, что ордера у несчастного рыцаря, упокой Господь его душу.
Камберленд помрачнел.
— Я тоже так думаю, — сказал Джим — Может быть, ты, милорд граф, соблаговолишь поискать их...
— Силы небесные! — вскричал граф. — Ты никак решил держать меня на посылках? У меня лишь один господин: король, но и он никогда не прикажет мне коснуться руками трупа.
— Эти ордена могу поискать я, — вступил в разговор Дэффид, вставая из-за стола. — Я не раз имел дело с трупами на поле сражения.
— И я тоже, — сказал Брайен, поднимаясь на ноги вслед за лучником.
— Господа, господа, не берите на себя грех, — остановил их епископ. — Я князь церкви, и я один без ущерба для своей бессмертной души могу притронуться к человеку, который принял смерть, не успев исповедаться. Я сам поищу эти злополучные ордера.
— Стой! — вскричал граф. — Я не мигу допустить, чтобы ты обшаривал мертвеца. Ладно, я сам обыщу сэра Саймона.
— Сын мой, я вижу, ты пропустил мимо ушей мои наставления, — укоризненно ответил епископ и направился к рыцарю.
— Спи с миром, — произнес он, осеняя распростертое на полу тело крестным знамением, после чего нагнулся над сэром Саймоном, запустил руку к нему за пазуху и после непродолжительных поисков вытащил оттуда пакет, перевязанный черной лентой.
— А вот и ордера! — торжественно возгласил епископ. Он снял ленту, развернул пакет и зашуршал листами пергамента, просматривая их один за другим.
Внезапно у ног епископа застонал сэр Саймон. Все взоры обратились в сторону ожившего рыцаря. Королевские солдаты затрепетали от ужаса. У одних подломились ноги в коленях, и они попадали на пол, у других лица перекосились от страха и непомерного удивления.
— Солдаты! — возгласила Кинетете. — Ваш командир не умер, а лишь потерял сознание. Не бойтесь, вами не станет командовать воскресший из мертвых.
Солдаты молчали. Казалось, они уже ничего не видели и не слышали.
Повисшую в зале тишину нарушил епископ:
— В этом пакете помимо ордеров, о которых шла речь, немало любопытных бумаг: ордера на арест графа Оксфордского и графа Уинчестерского, а также документ об устранении от монаршей власти Эдварда III. На документе твоя подпись, Камберленд! Ты подписал эту бумагу как регент при принце Эдварде.
— Чертовы писцы! — вскричал граф. — Когда у них выпадает свободная минута, они развлекаются, сочиняют всякую ерунду. Если это действительно их работа и они осмелились подделать мою подпись, я сдеру с них шкуру!