Она положила свою узкую ладонь на руку Уильяма:
— Не оставляй ее там надолго, Уильям! Лучшее, что ты можешь сделать для малышки, — это взять ее под свою собственную опеку. — Она на мгновение умолкла и продолжила, взглянув ему в глаза: — Я хотела бы, чтобы мои мальчики служили под твоим началом, Уилл!
Уильям печально улыбнулся.
— Я польщен твоим доверием, дорогая, — прошептал он.
— Это ты оказываешь честь мне и де Бургу, одаривая нас своей дружбой! — ответила она и, прикоснувшись губами к его щеке, пожелала ему спокойной ночи.
Де Бург лежал на спине, заложив руки за голову. Он ложился спать обнаженным, и после нескольких лет супружества Жасмина переняла от него эту привычку. Леди де Бург начала раздеваться. Он следил за ее плавными, неторопливыми движениями, и в глазах его мало-помалу разгорался огонь вожделения.
— Ведь он без памяти влюблен в тебя, — вполголоса произнес Фэлкон.
— Уилл? Быть того не может! — возразила Жасмина. — Мы прекрасно относимся друг к другу с тех самых пор, как познакомились при дворе короля Джона, только и всего! — Оставшись в одной сорочке, она взяла с ночного столика гребень, чтобы расчесать волосы.
— Позволь мне сделать это! — потребовал Фэлкон.
Жасмина протянула ему гребень и села на край постели. Фэлкон почувствовал прилив возбуждения, едва лишь рука его коснулась густых, волнистых волос жены.
— Он влюбился в тебя с первого взгляда и до сих пор пребывает во власти твоих чар!
Жасмина повернулась к нему и с улыбкой спросила:
— Надеюсь, ты не ревнуешь меня к Уиллу?
— Представь себе, нет! Я ревную тебя ко всем мужчинам, которые осмеливаются глядеть на тебя, но только не к Уильяму Маршалу. Бедняга слишком уж старается скрыть свою любовь от всех, и в первую очередь от тебя, дорогая!
— Это потому, что, в отличие от тебя, не пытается немедленно завладеть всем, что ему приглянулось! — лукаво усмехнувшись, сказала Жасмина.
Фэлкон де Бург одним движением стянул с жены сорочку и хрипло прошептал:
— Силы небесные, ты права! Будь я на его месте, я уже давно попытался бы без лишних околичностей завалить тебя на спину!
— Ты вполне преуспел в этом, находясь, на своем месте. Боже, как дерзок, решителен и нетерпелив ты был тогда!
— И я ничуть не изменился! — смеясь, воскликнул Фэлкон. Раздвинув ноги жены, он склонился к ее лону и принялся нежно водить языком по внутренней поверхности ее бедер.
— О, Фэлкон, прошу тебя…
— Я знаю, чего ты хочешь, дорогая! — И де Бург, придвинув лицо к самому лону Жасмины, дотронулся языком до розового бугорка, вздымавшегося меж влажных складок.
Дыхание Жасмины стало частым и прерывистым. Со все растущим возбуждением Фэлкон наблюдал, как сжимались ее ладони, как в ответ на его ласки трепетало все ее гибкое тело.
— Фэлкон, я больше не могу! Я сейчас потеряю сознание! — взмолилась Жасмина.
Но де Бург словно не слышал ее мольбы. Он продолжал ласкать языком самые интимные участки ее тела.
— Фэлкон, Фэлкон!
Ему нравилось, когда она прерывавшимся от страсти голосом произносила его имя. Де Бург резко выпрямился и приник к губам жены в страстном поцелуе. Ее тонкая рука скользнула вниз, она нежно провела ладонью по его огромному члену. Когда Фэлкон вошел в нее, тело Жасмины выгнулось дугой. Он принялся двигать бедрами, все глубже погружая свой мощный член в ее лоно. Жасмину охватило чувство необыкновенной полноты и радости бытия. Закусив губу, она вторила движениям мужа. Но он снова принялся целовать ее, горячо и неистово. Жасмина пылко отвечала на его поцелуи, сжимая его бедра своими длинными, стройными ногами. За долгие годы супружества они все еще не могли насытиться друг другом.
Через несколько минут Жасмина, охваченная блаженнейшим экстазом, издала громкий крик, и Уильям, услыхав его сквозь открытое окно своей спальни, безуспешно попытался убедить себя, что до слуха его донесся всего лишь пронзительный вопль ночной птицы.
4
Элинор Кэтрин с жаром принялась за учение. Она допоздна засиживалась над книгами и неутомимо совершенствовала свой почерк. Девочка готова была сидеть, склонившись над столом, целыми сутками. Лишь грозные окрики нянек и воспитательниц заставляли ее поздней ночью со вздохом откладывать перо и отправляться в постель. Поначалу буквы, которые она с терпеливым усердием выводила на пергаменте, выходили на редкость корявыми. Они словно насмехались над маленькой принцессой, то и дело заваливаясь набок и стремясь разбежаться в разные стороны. Но трудолюбие Элинор в конце концов принесло долгожданные плоды. Рука ее больше не дрожала, из-под пера, которое она держала твердо и уверенно, стали выходить ровные, изящные строчки. Теперь она наконец могла начать переписку со своим горячо любимым супругом.
Ей по-прежнему казалось, что над именем Элинор тяготеет родовое проклятие, и она предпочитала, чтобы окружающие называли ее графиней Пембрук. Порой же она требовала, чтобы все звали ее не иначе как Кейт — вторым именем, данным ей при крещении.
Маленькая принцесса проявила недюжинные способности к языкам. Она быстро овладела французским и, оставив своих юных «придворных дам» далеко позади, принялась за изучение гаэльского под руководством одной из монахинь-ирландок. Она всерьез увлеклась историей и богословием, обнаружив, что религия почти всегда играла первостепенную роль в развитии того или иного народа, формируя и меняя его судьбы порой на благо, но зачастую — во вред той или иной стране. Мать-настоятельница монастыря Святой Девы наставляла Элинор в вопросах религии, а кроме того, учила ее врачевать раны и готовить целебные отвары, мази и притирания из трав и кореньев. Суровая монахиня с крайним неодобрением относилась к многочисленным лекарям, наводнившим Лондон, и к их лечебным приемам. Она убеждала Элинор, что занавешивать окна в комнате, где лежит больной корью, красными портьерами столь же нелепо, как засовывать кораллы под язык страдающего сердечным недугом или как пытаться облегчить страдания подагрика привязыванием к его ногам ослиных копыт.
Богатым пациентам в качестве лечебных средств прописывались для приема внутрь толченый жемчуг, алмазная пыль и золотой песок. Мать-настоятельница убеждала свою ученицу, что больной скорее получит исцеление от самого Господа, если пожертвует все эти драгоценности на нужды Церкви. Элинор, с раннего детства любившая украшения, осмеливалась возражать монахине. Та уверяла ее, что болезни и страдания насылает на людей сам Господь в качестве кары за их прегрешения и что сносить Его волю следует терпеливо и покорно, противиться же ей означает допускать святотатство и кощунство. Но Элинор резонно возражала монахине, что в таком случае следовало бы перестать также врачевать раны и готовить снадобья из целебных трав.
Однако споры эти всегда носили отвлеченный характер и нисколько не уменьшали взаимной симпатии, возникшей между наставницей и ученицей с первых дней их знакомства.
В классную комнату маленькой Элинор стал заглядывать и францисканец Адам Марш, приближенный короля Генриха. Ученый монах вскоре вынужден был признать, что юная принцесса гораздо умнее и образованнее, чем ее царственный брат.
Элинор научилась превосходно играть на арфе и лютне. Она без труда переняла безупречные манеры и грациозные жесты своей любимой наставницы — Изабеллы Маршал. Уильям прислал ей в подарок несколько чистокровных лошадей из Ирландии и ловчих птиц из Уэльса. И когда Ричард наведывался в Виндзор, они втроем отправлялись на соколиную охоту.
Визиты герцога Корнуоллского становились все более частыми и продолжительными. Однажды Изабелла, покраснев до корней волос, попросила Элинор не оставлять ее наедине с принцем Ричардом. Элинор поняла, что Изабелла любит Ричарда и любима им. Но чувство это, решила принцесса, должно остаться чистым и непорочным — как и ее собственная любовь к Уильяму. Настоящая леди не может ставить под удар свою репутацию! Наставницы и монахини сумели внушить маленькой дикарке, что, утратив невинность, девушка навек покрывает себя позором. Настоящая леди может принадлежать лишь одному мужчине— своему мужу. И горе той презренной грешнице, которая будет уличена в измене! Муж имеет полное право подвергнуть ее суровейшей каре.