— Черт побери! Ну и силен же ты, Лестер! А я было уже готовился праздновать победу!
— Простите меня, ваше величество! Я не рассчитал силы своего удара.
— Пустое! Я счел бы унизительным для себя, если бы ты поддался мне!
Граф Лестер был единодушно признан победителем турнира. Он прогарцевал вдоль трибун на своем вороном жеребце и, спешившись, склонил колено перед королевой. Та протянула ему золотой кубок и произнесла слова поздравления. В глазах ее читался столь откровенный призыв, что Симону на мгновение стало неловко за нее. Поблагодарив ее величество учтивым поклоном, он подошел и к Элинор. Симон склонился перед ней так же, как за минуту до того перед королевой. Принцесса вспыхнула и опустила глаза. В душе ее боролись ненависть к этому человеку и досада на саму себя за то, что больше всего на свете она хотела бы навек принадлежать ему одному. Она достала из складок рукава два совиных пера и царственным жестом опустила их на его протянутую ладонь.
Симон взглянул на полученную им награду и ласково улыбнулся Элинор.
— Значит, вы вспоминаете обо мне, о принцесса? — едва слышно проговорил он. — Спасибо за этот замечательный подарок! Я буду свято хранить его! — И он спрятал перья у себя на груди.
Зрители ближних и дальних трибун с восторгом наблюдали, как принцесса, одетая в белоснежное платье, приветствовала рыцаря в белой тунике. На миг их темноволосые головы приблизились одна к другой. Принцесса одарила победителя турнира — чем? Золотыми монетами? Драгоценностями? Всем оставалось лишь гадать об этом.
24
Симона нисколько не удивило, что Элинор уклонилась от участия в шумном празднестве, последовавшем за турниром. Он знал, что застанет ее одну в маленьком саду, и, едва стемнело, покинул пиршественный зал и направился туда.
Симон неслышно перескочил через ограду и, издалека завидев белое платье Элинор, светлым пятном выделявшееся на фоне темной зелени плакучих ив, подкрался к ней и заключил ее в объятия.
— Нет! — испуганно вскрикнула Элинор.
— Да, моя принцесса! Я знаю, что мы с вами предназначены друг для друга. К тому же мне известно, что и вы об этом знаете. Разве можно противиться судьбе, Кэт?
— Перестаньте преследовать меня, граф Лестер! Ваши ухаживания могут вызвать невероятный скандал при дворе, навек опорочить мое имя!
— Пусть сплетники болтают что хотят. Ведь им нечем больше заняться! Что они могут вам сделать?
Симон прервал ее дальнейшие возражения, закрыв ей рот поцелуем. У Элинор подкосились ноги, кровь застучала в висках, и она, сама не понимая, как это произошло, обхватила Симона за шею, страстно отвечая на его поцелуй.
— Я хочу стать вашим тайным возлюбленным, о моя Кэт! — прошептал Симон, отстраняясь от нее и пронизывая ее страстным взором черных глаз. — Я хотел бы ласкать и нежить вас всю мою жизнь!
— Боже, и как только у вас язык поворачивается предлагать мне такое! — возмущенно воскликнула Элинор. — Оставьте меня немедленно, иначе я закричу, и сюда сбегутся слуги!
— Разве вы не отпустили их на праздник? — с лукавой усмешкой спросил Симон.
— Я… вы… вы — чудовище! — выкрикнула она. В голосе ее звенела такая неукротимая ненависть, что Симон счел за благо отступить в сторону, давая ей возможность пройти по тропинке.
— Похоже, сегодня я одержал победы во всех битвах, кроме одной — самой главной, — пробормотал он со вздохом.
После бессонной ночи, проведенной в размышлениях и молитвах, Элинор решила немедленно покинуть Виндзор. Она быстро отбросила мысль о том, чтобы укрыться от домогательств де Монтфорта в Одигеме. Там, всего в двадцати милях от королевской резиденции, она чувствовала бы себя еще более беззащитной перед его упорным преследованием, чем здесь, в башне Короля Джона. После многочасовых раздумий она остановила свой выбор на Чипстоуве. Де Монтфорт не сможет найти ее в далеком Уэльсе, а чтобы сбить его со следа, она скажет всем, что отправляется в Одигем, и заедет туда на один день.
Рано утром Элинор простилась с Генрихом, сообщив ему о своем решении перебраться на некоторое время в свои собственные владения. Король был раздосадован тем, что она, подобно королеве, не разделяет его радости в связи с приездом младших братьев, но не стал удерживать ее. Он решил, что следует дать ей возможность окончательно прийти в себя после целого года сомнамбулического отчаяния, из которого ничто не могло ее вывести.
— Делай как знаешь, дорогая, — кисло пробормотал он. — Надеюсь, ты отправишься туда с надежной охраной?
— Я возьму с собой сэра Рикарда де Бурга и отряд из двенадцати воинов.
— Думаю, этого будет достаточно. Что ж, счастливого пути! Возвращайся поскорее!
К середине дня служанки собрали весь необходимый для путешествия багаж. Все они оставались в Виндзоре. Сопровождать Элинор должна была одна лишь Бетти, которую перед самым отправлением графиня Пембрук посвятила в свои планы. Она не призналась преданной камеристке лишь в том, какая причина побуждает ее так поспешно покидать Виндзор. Бетти, как и король, решила, что принцессой движет лишь острая неприязнь к де Лусиньянам.
Прибытие госпожи произвело настоящий переполох среди челяди Одигема. Отдав необходимые распоряжения управляющему, Элинор вошла в большой зал, где ее почтительно приветствовали остальные слуги. Она с удивлением вгляделась в знакомое лицо под копной ярко-рыжих волос и, всплеснув руками, воскликнула:
— Бренда! Ты ли это? Какими судьбами?
Камеристка выбежала навстречу Элинор и присела перед ней в глубоком реверансе. Лицо ее было бледно, глаза лихорадочно блестели.
— Миледи… не гневайтесь на меня! Я… я вам все объясню! Мне пришлось бежать, потому что меня едва не убили…
Элинор не поверила ни одному слову Бренды. Наверняка девчонка удрала с каким-нибудь бродячим фокусником или менестрелем!
— Я долго скиталась по деревням, прося подаяния, а потом решила вернуться сюда. Ведь Одигем принадлежит вам и Маршалы не посмеют отнять его у вас.
— Я позабочусь и о том, чтобы им не досталось ничего из причитающегося мне имущества покойного графа Пембрука! — с жаром произнесла Элинор.
— О, вам это наверняка удастся, миледи! — подхватила Бренда и смиренно добавила: — Мы все будем молиться об этом. Вы… не желаете ли вы принять ванну с дороги?
— Охотно. Ступай приготовь ее для меня!
Бренда опрометью умчалась в самовольно захваченную ею комнату для гостей, чтобы, прежде чем приступить к выполнению приказа Элинор, забрать оттуда свои вещи.
Приняв ванну и наскоро поужинав, Элинор вызвала к себе управляющего.
— Я люблю Одигем и в будущем, вероятно, стану жить здесь подолгу. Но неотложные дела вынуждают меня завтра утром покинуть замок. — Управляющий выразил приличествующее случаю сожаление по поводу столь краткого визита своей госпожи. — Я вернусь сюда
через месяц, — добавила она. — Надеюсь, к моему возвращению хозяйство будет налажено столь же исправно, как было и при графе Пембруке. Возможно, я останусь в Одигеме и на рождественские праздники.
Управляющий с поклоном удалился, и Элинор велела Бетти позвать к ней Рикарда де Бурга.
— Завтра утром, сэр Рикард, мы отправимся в Чипстоув. Скажите своим людям, чтобы к рассвету они были готовы.
— Я обо всем позабочусь, миледи, но…
— Но вы не ожидали, что наше путешествие окажется столь дальним.
— Если вы, миледи, решили отправиться в Уэльс из-за домогательств ничтожества Питера Савойского, то скажите лишь слово, и я расправлюсь с негодяем, как он того заслуживает.
— Дело вовсе не в нем, Рикард. Мне надоела придворная суета, и я хочу некоторое время пожить в моем любимом Уэльсе, где все дышит первозданным покоем, где я могу быть самой собой…
— Я понимаю вас, миледи. Когда вы обоснуетесь в Чипстоуве, вы позволите мне навестить моего дядю Губерта?
— Разумеется, сэр Рикард! Признаться, погрузившись в свои заботы, я позабыла и думать о бедном изгнаннике! Но учтите, о том, куда мы держим путь, не должен знать никто! Пусть все в Одигеме думают, что я возвращаюсь в Виндзор.