— Как ты мог привести сюда свою наложницу?
— Она вовсе не моя! — возмутился принц.
Поздним вечером Симон без стука вошел в ее спальню и опустился на стул.
— Как ты мог так унизить меня? — напустилась она на него. — Ты вел себя просто неприлично! Почему ты не представил меня своему брату?!
— И ты осмеливаешься говорить о приличиях?! Это руководствуясь своими понятиями о них, ты плескалась нагишом в бассейне султана?!
— Я хотела смыть со своего тела следы его прикосновений! Он… он хотел овладеть мной!
— Ты вернешься в Италию, в Бриндизи, и будешь жить во дворце императора до самых родов. Фредерик, Ричард и Амори поплывут на корабле вместе с тобой и позаботятся о твоей безопасности.
— А почему ты не едешь в Бриндизи? Ведь крестовый поход завершен!
— По какому праву вы требуете от меня объяснений, мадам?
— Я ваша жена!
— Жаль, что вы забыли об этом, когда решили встретиться с султаном!
— Черт возьми! Ведь пока вы сражались — Ричард наживал деньги, а Фредерик пытался вступить в переговоры с противником за вашей спиной. Я поняла, что, кроме меня одной, некому позаботиться об интересах де Монтфортов!
— К вашему сведению, я отнюдь не дурак. Я заранее знал все о намерениях и действиях Фредерика, Ричарда, а также о ваших планах! Ведь я мужчина, а не петух на шесте вроде вашего братца Генриха!
— Сим, прошу тебя…
— Тамплиеры и жители Иерусалима просят императора назначить меня наместником в Палестине. Я обдумываю это предложение, но, что бы я ни решил, это будет мое решение, а не ваше. Понятно? Завтра утром вы отправитесь в Бриндизи. С вами поедет еще одна особа.
— По-моему, я видела ее в холле. Она закрыла лицо вуалью. Ричард уверяет, что это не его наложница. Она что же, принадлежит твоему брату?
— Нет, Элинор, — насмешливо проговорил Симон. — Она моя. Я вызволил ее из гарема султана Египта.
— Не называй меня этим проклятым именем! Ты ведешь себя как твой кумир, Генрих II, — заводишь содержанку, ни от кого не таясь! — Она бросилась к нему и расцарапала его щеку.
— Успокойтесь, миледи, — спокойно проговорил он, отводя ее руки от своего лица. — Избавьте меня от ваших истерик.
43
Элинор снова поселилась во дворце своей сестры Изабеллы на южном побережье Италии. Ее угнетала разлука с Симоном, их ссора, в которой теперь, по прошествии времени, она винила одну лишь себя. Погрузившись в мрачную апатию, она почти не выходила из своей комнаты, мало и неохотно ела и плохо спала по ночам. Под глазами ее залегли черные тени, она ослабела, и обе Изабеллы тревожились о ее здоровье. Она со дня на день ожидала начала родов.
Однажды ночью Элинор очнулась от легкой дремоты, почувствовав прикосновение чьей-то теплой ладони к своей голове.
— Дорогая! Я разбудил тебя!
— О, Симон! Я уже не надеялась увидеть тебя. — Она прижалась лбом к его руке и сквозь слезы произнесла: — Прости меня! Я так виновата перед тобой!
— Нет, дорогая! Это я был не прав! Я не смел вести себя с тобой так жестоко!
— Сим, ты здесь, и это для меня самое главное! Прости мне мою вину и давай забудем обо всем, что произошло. Только не бросай меня больше, ладно?
— Кэти, я не должен был отсылать тебя в Бриндизи. Я обрек нас обоих на жестокие муки!
Он лег рядом с ней на кровать и гладил ее по голове, пока она не заснула счастливым, безмятежным сном, положив голову ему на грудь.
Через три часа Элинор проснулась и с криком схватилась руками за живот. У нее начались роды.
Неустрашимый Симон зажал уши руками и спасся бегством. Он долго бродил по берегу моря, а когда отважился заглянуть во дворец, ему сообщили, что Элинор благополучно разрешилась от бремени здоровым мальчиком.
Все те несколько недель, пока Элинор поправлялась после родов, Симон почти неотлучно находился в комнате, которую она делила с маленьким Симом. Он был терпелив, ласков и нежен с ними обоими, он старался предупредить малейшие желания Элинор. Его заботливость согревала ее, словно лучи жаркого июньского солнца. Но, какими бы доверительными ни были их отношения в эти дни, Элинор не решалась спросить его о том месте, которое занимала в его жизни особа под вуалью.
Однажды до слуха Элинор, укачивавшей маленького Сима, донеслись гневные раскаты голоса де Монтфорта. Она передала ребенка служанке и опрометью бросилась вниз, предчувствуя недоброе. Симон размахивал листом пергамента перед лицом испуганного этой вспышкой Рикарда де Бурга и изрыгал проклятия.
— Ты только полюбуйся, что пишет мне этот сукин сын Генрих! — крикнул он, завидев Элинор. — Он обращается ко мне так, будто мы расстались добрыми друзьями, и просит о помощи! — На секунду в голове Элинор мелькнула мысль об открывшейся для них возможности вернуться в Англию, но она тут же отогнала ее и, извинившись перед Рикардом, предложила ему отдохнуть и вымыться с дороги.
— Благодарю вас, графиня Лестер. Мне было велено доставить вам вот это. — И, протянув ей запечатанное послание, он счел за благо ретироваться.
Элинор не поверила своим глазам. Письмо было от матери! Изабелла впервые обращалась к дочери, брошенной ею в младенчестве. Она заклинала Элинор повлиять на Генриха, чтобы тот оказал поддержку ее мужу, графу де Лусиньяну, в его войне против Людовика Французского. Изабелла заклинала Элинор сделать это ради любви к младшим братьям, имущественные интересы которых оказались под угрозой. Теперь Элинор стала ясна причина обращения Генриха за помощью к Симону.
Элинор в бешенстве ударила кулаком по столу и принялась выкрикивать слова, которых не должна знать ни одна порядочная леди:
— Пошли Генриха к чертовой матери, а я отправлю туда же нашу дражайшую родительницу!
— Успокойся, дорогая! Не трать свой пыл на любимых родственников, прибереги его для меня одного! — Он взял ее за руку, и она покорно последовала за ним в спальню.
Проворно сбрасывая с себя одежду, она спросила:
— А все-таки что ты собираешься ему ответить?
— Это секрет, дорогая!
— Ах так! Тогда я не желаю заниматься с тобой любовью!
— Что?! — Он подхватил ее на руки и закружил по комнате. — Да после трех моих поцелуев ты сама попросишь меня взять тебя, Кэти!
Он привел свою угрозу в исполнение, и Элинор была вынуждена капитулировать.
44
Симон намеренно не сказал Элинор о своем письме Генриху. Он согласился принять на себя командование королевской армией, но взамен требовал, чтобы король принял его в члены Совета и закрепил за ним право участвовать в решении наиболее важных государственных вопросов.
Де Монтфорт тщательно обдумал все, что ему предстояло сделать для блага Англии. Свергнуть Генриха с трона можно было, лишь развязав в стране гражданскую войну. Но что скажет Элинор, если ее полубезумный брат будет убит по его, Симона, вине? Она возненавидит и проклянет его. Но ведь над страной нависла катастрофа, в которой были повинны Генрих и те, кто стоял за его спиной. Но, если он хоть на время возьмет бразды правления Англией в свои руки, ему не удастся убедить Элинор, что он женился на ней только ради нее самой.
Лишь снарядив в дорогу все свое войско, Симон отправился разыскивать Элинор, чтобы провести с ней последний вечер перед разлукой.
Он застал ее в мыльне, где она, сидя в жестяном корыте с теплой водой, задумчиво водила губкой по руке, улыбаясь своим мыслям.
— Иди ко мне, моя Кэти! — дрогнувшим голосом проговорил он и приблизил губы к ее шее.
— Куда ты так торопишься, Симон?
— На рассвете я должен уехать отсюда.
— Значит, ты несколько дней готовился к отъезду, а мне ничего не сказал?! Но теперь-то ты все-все мне расскажешь, да?
— Нет.
— Но как же так, Симон?
Он подхватил ее на руки и, завернув в простыню, отнес в их спальню.
— Любовь моя, ответь мне раз и навсегда: если ты вверяешь мне свое тело, неужели я не волен решать, что хорошо и что плохо для нас обоих, для наших сыновей?
— Сим, Сим, я верю в справедливость всех твоих решений и поступков, какими бы они ни
были! Я жалею лишь о том, что не встретила тебя, когда мне было девять лет. Тогда все в нашей жизни сложилось бы иначе. Не было бы ни скандала, ни этой ссылки.
Симон довел ее своими страстными, нежными ласками до полного изнеможения. Они много раз сплетались в любовном объятии, пока Элинор не заснула, положив голову ему на грудь.
Проснувшись, Элинор обнаружила, что Симон уже ушел. Она подбежала к окну и отдернула занавеску, чтобы еще хоть раз взглянуть на него, если он еще не успел выехать со двора. То, что она увидела, потрясло ее до глубины души. Златокудрая невольница, которую Симон вызволил из гарема египетского султана, гарцевала на коне рядом с ним. Вот он приподнял капюшон, скрывавший ее лицо, и многочисленный отряд двинулся в путь.
Они направились вовсе не к той гавани, откуда корабли уходили к берегам Палестины. Элинор, уверившая себя, что Симон отправляется именно туда, чтобы вступить в должность наместника, выбежала во двор и крикнула во всю мощь свих легких:
— Куда вы держите путь?
— Домой, в Англию! — с улыбкой ответили ей конные воины, замыкавшие шествие.
Элинор не помнила, как добралась до своей спальни, сколько часов пролежала в полузабытьи. Солнце уже скрывалось за горизонтом, когда она встала и оперлась о стену. Симон предал ее! Он, так страстно обнимавший ее всю ночь, поутру уехал в Англию, куда она стремилась всей душой в течение долгих месяцев изгнания! Он бросил ее и маленького Сима здесь, среди равнодушных родственников, а сам вернулся на родину с любовницей! Он попрал ее чувства и уязвил ее самолюбие. Он отнял у нее свет и радость жизни! Вконец опустошенная, она тяжело опустилась на кровать и, глядя в пустоту, дала себе слово отомстить Симону де Монтфорту.