- Это… это наше? - глупо спросил Джон.
Дени молча подхватила какую-то кружевную тряпку и от души съездила ему по голове.
А потом еще раз.
Джон только сжался и прижмурил один глаз, не решаясь оправдываться, а потом снова уставился на ребенка, будто не понимал, что это он такое держит в руках.
Из люльки у окна, которую он поначалу даже не заметил, донеслось требовательное хныкание. С трудом оторвавшись от созерцания чубчика, он подошел к люльке и оторопел, увидев черные кудряшки.
- Да сколько же их? - обомлел он, поднял глаза и увидел, что Дени стоит перед ним, полыхая, как язык негасимого солнечного пламени, и в ярости сжимает губы.
- Убила бы тебя, негодяй, - прошипела она вне себя от ярости, - да вот люблю.
Джон осторожно положил дитя в люльку и, бестрепетно подойдя к жене, сгреб ее в тесные объятия.
- Теперь не убьешь, - заявил он, прижимая ее локти к бокам и чувствуя, как она обмякает, теряя воинственный настрой. Она обхватила его за пояс, вжавшись лицом в плечо, и Джон почувствовал, как его затапливает бесконечное тепло - такое родное и правильное, самим своим существованием отрицавшее холод ледяной стены.
- Ты плакала… Почему ты плакала? - спросил он, все еще терзаясь этим вопросом. Дени помотала головой, отказываясь отвечать. Дети в люльке примолкли и с интересом следили за взрослыми, сплетя ручки.
Когда темное и светлое пойдут рука об руку, вспомнил Джон.
- Дени, - как бы между делом спросил он, - это, наверное, странный вопрос, но у нас тут случайно день не смешивался с ночью? Может, затмение какое было или…
- Муж мой, умолкни, - прошипела Дейенерис Бурерожденная, еще сильнее стискивая руки, но потом все-таки ответила, явно страдая: - Смешивался. И вина в том моя.
- Не верю, - промолвил Джон, закрыв глаза и водя щекой по ее шелковистым волосам.
- Я тебе изменила, - забубнила она ему в плечо. - Дрого пришел из Ночных Земель, и солнце встало на западе, и день был пополам с ночью… и мы прощались. Больше ему не нужно меня ждать.
- С мужем - это не измена, - произнес он, все еще не открывая глаз.
- А с мертвым мужем - это как называется? - горько спросила она.
- Ты мне скажи. Ты от такого аж двойню родила, - усмехнулся он. Дени проворчала что-то неразборчивое и совсем расползлась в его руках, одновременно и донельзя податливая и полная решимости ни за что его не отпускать. Джон понял, что более подходящего момента, чтобы признаться, у него уже никогда не будет.
- Дени, - промолвил он, - я тебе изменил.
- Не верю, - пробубнила она, утыкаясь носом в его камзол. - Ты просто врешь, чтобы меня утешить.
- Изменил, ребенка зачал и женился, - выплеснул он все свои прегрешения по списку. - Драконам был надобен маленький Довакин.
- О, - протянула она. - Так, значит, у них теперь будет свой Драконорожденный? И они больше не утащат тебя среди ночи?
- Наверное, нет. Партурнакс сказал, что я больше не вернусь в Скайрим.
- Хвала всем богам, - прошептала она и стиснула так, что он побоялся задохнуться.
Он мягко отстранил ее от себя и заглянул в глаза.
- Почему ты плакала?
- Мне было стыдно, - призналась она. - И больно за тебя. Встреча с Дрого… на время она заслонила все. И тут они прислали послание.
Она махнула рукой в сторону и Джон увидел на прикроватном столике крохотную уточку. На счастье, сказала тогда Лидия…
Дени нехотя отпустила его и подошла к столику.
- Она делает вот так, - сказала она и взяла уточку в руки.
- Сердце воина в нашем герое горит, - тут же завела деревянная птичка и Джон попятился. Его прошило жуткое чувство, что все это сон, морок, что сейчас он очнется в яме, набитой иглами, в тупике, откуда нет и не будет выхода…
- Ты что? - испугалась Дени, глядя, как он жмется спиной к стене и смотрит на нее дикими глазами.
- Убери… убери…
Стоя с поющей уточкой в руках, Дени покачала головой:
- Тут явно нечто большее, чем сглаз. Придется тебе как честному человеку рассказать все в подробностях.
- …наль ок зин лос варин, - подтвердила уточка.
- Убери ее! - взмолился Джон.
Жалеючи полоумного мужа, драконья королева затолкала уточку в перины и для надежности прихлопнула сверху подушкой.
- Ты дома, - ласково сказала она, протягивая вперед руку, улещивая его, словно испуганную лошадь. - Все позади, мой хороший, иди сюда…
Не все, подумал Джон, вспоминая голубые глаза во льду. Не все…
В дверь поскреблись, послышалось глухое потявкивание. Волки явно решили, что дали супругам достаточно времени на то, чтобы поздороваться. Увидев, как мохнатые тушки одна за другой деловито и настырно проталкиваются в дверь, мешая друг другу, Джон почувствовал, что паника постепенно его оставляет. Молаг Бал личность серьезная, он не стал бы придумывать такой бред. Все это по-настоящему. Он дома…
Призрак подбежал к Дени, радостно лизнул ее в руку, приветствуя после долгой разлуки, и сунулся к люльке. Дети закряхтели и с интересом потянулись к дружелюбной белой морде.
Арья-Нимерия, как наконец-то заметил Джон, явилась не с пустыми руками (зубами!). В огромной пасти волчица тащила котомку, которую Джон забыл у стены. За волками в спальню влез злорадствующий Нуминекс.
- Нимерия, - удивилась Дени, впервые увидевшая, чтобы волчица вообще зашла в замок, что уж говорить о спальне. Прежде она лишь изредка выбегала к кромке Волчьего леса, но не более того…
- Ну что, - требовательно вопросил Нуминекс, рассевшись на спинке резного стула, - ты уже призналась, изменщица?
- Призналась, - трагично выпрямилась Дейенерис. - И наш убивец и двоеженец ни в чем меня не винит. Да, представь себе.
- Одно слово - блаженный, - надулся дракончик и тут же снова оживился: - А что в котомке?
Волчица вынырнула из заветной торбы, держа в зубах Камень Душ.
- Ах да, - вспомнил Джон. - Это тебе подарок от Арьи. Ей удалось раздобыть аж самого Олафа Одноглазого.
- Что? - зашипел Нуминекс, неверяще и с вожделением глядя на Камень. - Д… дай сюда! - заорал он, слетая со стула. - Дай!..
Нимерия уложила Камень на ковер, откуда дракончик его сразу же похитил и усвистал в окно.
- В гнездо к себе поволок, - проводила его смеющимся взглядом Дени и спохватилась. - А где Арья-то?
Джон тоскливо посмотрел на ухмыляющуюся во всю пасть волчицу и погладил ее по мохнатой серой голове.
*
Вечером они бок о бок сидели на кровати и жевали пирожки, испеченные Люсией. Волки давно убежали гулять в лес, и королевская чета наконец-то осталась в одиночестве, если не считать спящих детей.
Как бы ему ни хотелось до поры до времени отложить рассказы, Дейенерис настояла, чтобы он обнародовал хотя бы урезанную версию - надо же ей знать, почему он шарахается от уточек!..
За время его рассказа Дени напрочь измяла несчастное полотенце, расшитое вайтранскими лошадками, будто вымещая на нем запоздалое негодование. Джон то и дело пытался смягчить историю, обойти подробности, но, заслышав очередную обтекаемую полуложь, Дени тут же вздергивала голову и требовала ничего не скрывать.
Услышав о Тирионе, она фыркнула и пробормотала: “Каков прохвост.” Упоминания о Серане воспринимала болезненно и ворчливо - но лишь до того момента, как Джон рассказал о своем спасении с башни, а потом в Каирне. Насчет Харкона Дени высказалась прямо:
- Кажется, ее отец даже хуже, чем мой.
- Он оказался не так уж плох, - пожал плечами Джон, но потом, подумав, добавил: - Хотя нет, Папуля все-таки ужасен.
Когда в окнах совсем стемнело, рассказ наконец-то подошел к концу, но он так и не нашел в себе силы хотя бы упомянуть о твердыне Ночи. Он умолчал о том, что узнал по возвращении, о ледяной стене и голубых глазах, о том, что пророчество снова сбывается в обоих мирах. Пусть у них будет хотя бы этот вечер… всего один вечер.
Выслушав историю, Дени доела последний пирожок и заявила, что пусть Джон не мечтает прямо сразу получить от нее еще одного ребятенка, на что тот дипломатично ответил, мол, это уж как пойдет. Жена только фыркнула и потянулась к котомке.