- Ползун сегодня поэт и певец, - икнул тот, плюхнувшись на мохнатый зад и шмыгая носом. - Хочешь, сыграю на барабане? - вдруг оживился он.
Джон хотел было отказаться, но потом вдруг решил - а пусть. Когда еще доведется такое услышать?
Хоть бы никогда, думал он, выбираясь из поместья Гораков, которым оставил в подарок ящик вина. Вот бы не слышать такого больше никогда-никогда. Игра Ползуна была поистине чудовищна, а если вспомнить, что он еще и пел…
Ну, во всяком случае Джон пристроил остатки скумы. Глядишь, теперь скамп упьется так, что даже забудет, как его звали.
Он проскочил через Гильдию, пугливо озираясь, нет ли на горизонте приставучей эльфки, и отправился в балморское отделение, где вручил Шарн ее клинок, все это время бережно сохранявшийся в закромах.
- Это действительно хороший меч, - сказал он. - Спасибо.
- И скольких ты им убил? - жадно поинтересовалась орка, явно замыслившая нечто некромантское. Джон призадумался и протянул, что не помнит: то ли десяток, то ли два… то ли три…
- Хорошо, хорошо, - радовалась она, а потом, словно набравшись идей от Партурнакса, требовательно ткнула себя пальцем в щеку. - Давай, не стесняйся.
- Я тебя уже целовал, - заупрямился он. - Боюсь избаловать.
- Во всем нужен баланс, - назидательно сообщила Шарн. - Поцеловал в правую щеку, целуй в левую.
- Справедливо, - согласился он и от души чмокнул ее в зеленую щечку. - А теперь зови остальных, у меня к вам разговор.
Когда все маги стянулись в главный зал, Джон в первую очередь потребовал со всех страшной клятвы не разглашать сказанного, а потом предупредил о том, что вскоре Красная Гора может стать нестабильна.
- Когда? - заволновался Марайн Дрен.
- Не знаю, - пожал плечами Джон. - Вскоре. Через неделю, месяц. Может, через год или десять. Понятия не имею. Но разрушения могут быть катастрофическими.
- Откуда ты знаешь? - въедливо глянула Ранис.
- Вы бы не поверили, если бы я сказал. Мое дело предупредить.
- А друг Джулиан разве не будет с нами? - расстроилась Ажира, вцепляясь в него лапкой.
- Не знаю, - тяжело ответил он. - У меня непростое дело впереди. Я, может, помру.
- И все-таки ты Нереварин, - всплеснула руками Эстирдалин. - Кто бы мог подумать…
- Уж точно не я, - невесело хмыкнул он.
*
Джон прошелся по рынку Балморы, нахапав тут и там новых безделушек с отчетливым морровиндским колоритом, а заодно скупил стратегический запас скрибятины, которую собирался прихватить домой в качестве гостинца. Потом заглянул к Дорисе в книжную лавку и приобрел там красивый письменный набор с золотым перышком. Посмотрел на него, призадумался и решил, что такие металлические перья явно удобнее, чем обычные заточенные птичьи. Надо будет внедрить это полезное изобретение в жизнь Вестероса. Вот бы еще разжиться где-нибудь мзунцангом - но увы, у него уже не было времени рыскать по двемерским руинам в поисках чертежного устройства. Хотя кто знает, может, схема есть в одной из тех книг, которые он притащил из Морнхолда…
Пусть Одавинг с Салокниром разбираются. А заодно и с замечательной алхимической лабораторией в сундучке. А его предел и в самом деле оказался разве что полить что-нибудь смолой и поджечь.
Дотащив покупки до домишка Кая, он забрался внутрь и спрятал их под крылышко, а потом налегке отправился к силт страйдерам, чтобы еще разок полетать на чудесном жуке и напоследок навестить Сейда Нин, где все начиналось. У него уже сложился план дальнейших действий, в котором позже, увы, не найдется места прогулкам.
Солнце начинало клониться к вечеру, и в Сейда Нин он прибыл в тихий, умиротворенный час, когда хлопоты и суета остались позади. Городок лежал на берегу тихий и сонный, довольный прожитым днем, и Джон подумал, что и сам он, пожалуй, доволен. Это было долгое путешествие, местами странное, местами откровенно страшное, но теперь оно подходило к концу.
Еще не сойдя с помоста, он кинул взгляд на пристань, разглядел там кораблик и поневоле улыбнулся, вспомнив, как спотыкался на мостках, растерянный, с больной головой, полной вопросов без ответов.
Улыбка пропала, когда он вспомнил, какая судьба ждет Сейда Нин. Все эти домики и рыбацкие лачуги на сваях, все жители, которые сейчас предаются законной вечерней лени, будут сметены с лица земли. Да, так и будет - однажды и уже скоро, - но сейчас-то они есть, подумал он, глядя, как реют на ветру полотна воздушных мхов. Этот вечер есть вне зависимости от того, что будет дальше.
В городок он заходить не стал. Не хотелось приветствий, расспросов и вытаращенных глаз - а ты правда Нереварин? Тем более, что Джон и Нереварином-то не был.
Он спустился с помоста и пошагал налево среди болотец. Он уже точно не помнил, в котором из них утопил беднягу Тархиэля, но, с другой стороны, так эльфу и надо. Додумался же до таких ужасных свитков, негодяй.
Грибы, обрадовался Джон, углядев знакомые бурые шляпки. Казалось, в прошлый раз он общипал тут буквально все, но светящиеся сыроежки оказались живучими - выросли заново и уже торчали повсюду как ни в чем ни бывало. Сколько же времени прошло, задумался он. Больше двух месяцев точно, а, наверное, и все три. Можно было бы спросить у почтенного Сокуциуса Эргаллы, но канцелярия вместе со всем городком осталась далеко за спиной и возвращаться туда он не собирался. И к тому же, вдруг вспомнил Джон, он ведь спер там серебряное блюдце и книгу по астрологии. Наверное, и впрямь лучше туда не ходить…
Похитил блюдце. Тать.
Он вышел к морю и посмотрел на север, туда, где за дымкой и расстоянием скрывался Скайрим - все так же далеко от него, ничуть не ближе, чем в начале пути. Но теперь у него есть Лента, которая может привести его прямо к Серане.
Джон нащупал кольцо, скрытое под перчаткой, но не торопился к нему обращаться. Чувство направления, о котором когда-то говорил Партурнакс, сейчас обострилось и вело его из мига в миг, не позволяя сделать ошибку. Он знал, что находится ровно там, где должен находиться, и дальше, всегда, во все времена он будет именно там, где должен быть.
Как отличалось это чувство от того сумбура, который царил у него в голове в первый день… Тогда его захлестывали страх и неуверенность, а боязнь сделать неверный шаг словно стала вторым “я”. Теперь это парализующее чувство исчезло. Он больше не метался, гадая, что происходит и как ему с этим справиться. Ему казалось, что он спокойно и не торопясь пробирается наощупь через знакомую комнату - темную, но понятную.
Солнце сползло за покатые горушки, над морем начала густеть ночная синева, и Джон, глянув в последний раз на водный простор, вернулся обратно в купол. Не глядя по сторонам, чтобы не расстраиваться от обстановки, он пошел к столу и стал рисовать в дневнике гуара - прямо под отчетом о том, как познакомились Фалура и ашхан Каушад.
Гуар вышел страшным, как морровиндская жизнь, но Джон все равно был доволен и стал разрисовывать и другие проплешины в записях, чтобы не пустовали.
Перед тем, как лечь спать, он взял с полки оставшиеся свитки Тархиэля и сжег их, чтобы больше никто и никогда от них не пострадал.
========== Глава 42. Корова, разрисованная синим ==========
Письмо, адресованное Нереварину, призывало его явиться к лекарю Высшего Храма Вивека, Дансо Индулесу, чтобы договориться о встрече с архиканоником. Джон призадумался, как ему извернуться, чтобы визит не привлек излишнего внимания ординаторов, и даже хотел сказаться больным, но потом только вздохнул и махнул рукой. Какое уж там больным - если верить пророчеству, Нереварин уже ничем заболеть не может…
Просто приду и все, решил он. После памятной дуэли с Болвином и беготни в поисках советников Хлаалу он все еще жив-здоров и не упрятан ординаторами в камеру Министерства, а значит, можно смело идти в храм и искать лекаря. Не арестовали раньше, не тронут и теперь.
Перескочив в подвал скампа, он перенесся в Балмору, а там прибыл в Гильдию, где сонно позевывающая Масалини отправила его в отделение Вивека. Вмешательство Альмсиви бросило его к симметричному храму со статуями, и Джон сморгнул, чувствуя, как от переизбытка телепортаций начинает плыть голова. Его даже замутило.