Утешало лишь одно. Будь на месте нападавшего Харкон, Джона не жрали бы на полу склепа, а уже давно везли на корабле в Волкихар в каком-нибудь стальном гробу. Но его совершенно определенно жрут на полу склепа, а значит, он все еще в Вварденфелле, рядом с Альд’Руном.
Он попытался снова сотворить заклинание - на этот раз возврата - и его согнуло в страшном спазме, таком, словно из него заживо вынимали душу - ощущение знакомое и по-прежнему неприятное. Каждитка недовольно заурчала и потянула его обратно к себе.
- Очнулся, - сказал женский голос.
Если у Джона и были планы делать вид, что он пока не пришел в себя, теперь это стало бесполезно. Преодолевая муторное бессилие, он открыл глаза - и в панике заморгал, когда увидел вокруг лишь непроницаемый мрак. Как только с него сняли меч вместе с поясом, ночное зрение его покинуло и теперь он не видел ничего - в отличие от вампиров, шуршавших совсем рядом.
- Звезда Азуры, надо же, - задумчиво протянул мужской голос.
- И меч редкий, - хмыкнул еще один вампир и тут же вскрикнул, уронив клинок.
- Тебе же сказали, зачаровка на огонь, - снова заговорила невидимая женщина. - Нет, все надо руками схватить… Эй ты! - повелительно крикнула она, явно обращаясь к Джону. - Откуда у тебя артефакт Азуры? Говори, раз проснулся.
Я вам сейчас скажу, подумал Джон, преодолевая дурнотную слабость. И Фус скажу, и Йоль, и все прочие слова, которые вы заслужили…
Он раскрыл рот, чтобы исполнить задуманное, но из горла вырвалось лишь сипение, а его снова настиг спазм.
- Немой, что ли? - удивился мужчина.
- Ну и ладно, нам-то какая разница, - отвечал другой и продолжал шуршать, роясь в чужих пожитках.
Каджитка Шаварри потянула Джона обратно и снова присосалась усатой мордой к его шее, пока он безуспешно пытался справиться с ужасом и понять, что случилось. Он все еще дышит, но тогда куда подевался голос… где Голос?..
Новая мысль пробилась сквозь эти тревоги и перекрыла собой все. Уязвимость к Обливиону. Он может заразиться, снова стать вампиром. И тогда они убьют его за ненадобностью и он попадет к Молаг Балу…
- Зелье ему дай, - проворчала женщина. - А то вылакаешь досуха, так и помрет.
- Не помрет, - уперлась каджитка. - Он нравится Шаварри.
Но потом кошка все-таки решила последовать разумному совету, поднялась и исчезла в темноте. Он пошевелился, бездумно пытаясь отползти, словно надеясь, что тогда вампиры его уже не найдут, и услышал, как по полу со звяканием скребет что-то металлическое. Что-то тяжелое на его руке, которую он с трудом мог приподнять.
Та подлая штука, рабский наруч, понял он, ощупав запястье. На другой руке, судя по весу и неудобству, красовался еще один такой же, и теперь он не сможет использовать ни магию, ни Голос. Ведь Голос - тоже магия, чистейшая драконья магия…
Значит, нужен ключ, понял он, валяясь на полу и пытаясь собраться с мыслями. Даже два ключа - и наверняка они разные, и наверняка у разных вампиров, а он пока не мог представить себе, как добыть хотя бы один. От потери крови ему было совсем нехорошо и очень трудно думать, но куда деваться - никто его не ищет и выбираться придется самому. Судя по голосам, их тут четверо…
Четверо вампиров. Ну да, можно сказать, он уже почти выбрался.
Пока Джон, оценив ситуацию, впадал в черный сарказм, Шаварри вернулась и ткнула ему в губы пузырьком.
- Пей, - сказала она.
*
Когда он очнулся в очередной раз, то увидел вполне мирную картину: светились фонарики, данмер читал какую-то книгу. Женщина, высокая светловолосая северянка, вышивала что-то на пяльцах. Эти пяльца, с которых свисало долгое полотно, казались настолько неуместными в склепе среди кровопийц, что он заморгал, пытаясь понять, не снится ли ему все это.
Но женщина продолжала вышивать, а на его руках по-прежнему блестели наручи, отражая желтый свет фонариков.
- Проснулся, - произнес кто-то за его спиной. - Можно есть.
Жесткие руки схватили его за плечи, вздернули повыше и в зажившую шею снова впились клыки. Он почувствовал, как из него уходит жизнь, как холодеют ноги и начинает отказывать голова. Сколько он так протянет? А ведь никто за ним не придет, хотя сейчас Джон, наверное, был бы рад даже Харкону. У того все-таки были масштабные, эпического размаха цели… не так обидно, как стать пошлой едой для провинциальных вампиров.
Кровосос сыто оторвался от него и бросил на пол.
- Пей, - и ему сунули в лицо зелье.
*
Это повторялось снова и снова. Он просыпался, чувствовал, что не может даже поднять рук, не то что встать; со временем уже и глаза почти не открывались - лишь слезились от тусклого света фонариков, и Джон начал понимать, что целебные зелья недолго будут поддерживать в нем жизнь. Рано или поздно его выпьют досуха и вышвырнут вон пустую шелуху. И тогда… тогда он попадет к Молаг Балу.
Пока он плавал в полузабытье, мучаясь этими бредовыми мыслями, Шаварри тискала его словно подушку, урча и подминая себе под бок, совсем как Ажира. Странное пристрастие кошек к Довакину вызвало бы в нем изрядное любопытство, будь он здоров, но сейчас приставания Шаварри лишь усугубляли и без того печальное положение. Он поймал себя на предательской мысли, что ждет очередного вампирского кормления, чтобы на время выпасть из мира и не думать уже ни о чем.
- Вар-вар-вар, - довольно сопела Шаварри, щекоча ему щеку усами.
Маясь от разброда в голове, он сосредоточился на одной-единственной задаче: ему нужно выбраться. Как угодно, любыми способами, но выбраться из этой ловушки…
Он с трудом повернулся к каджитке, обнял ее и, истощив на этом все свои невеликие силы, заснул. Но перед этим - он точно слышал, - “вар-вар-вар” стало громче и радостнее.
*
Ему снилась Дени - улыбающаяся, с распущенными, сияющими на солнце волосами. Он любовался на нее, не в силах отвести глаз и не замечая, как солнце постепенно гаснет, уходя за тучи, и сияние теряет свой блеск. Дени склонила голову и тьма текла по ее волосам, делая их черными, как ночь без единой звезды.
Когда она распрямилась, ее глаза полыхали янтарем, и он увидел, что и лицо стало другим. Вместо Дени на Джона смотрела Серана и с ее подбородка медленно капала чужая кровь.
Он проснулся, дрожа от больного озноба, и сперва не понял, почему ему так плохо - не по-привычному плохо, когда он подыхал от слабости и безнадеги, а как-то вроде и знакомо, но все же по-новому погано.
Ему потребовалось время, чтобы осознать ситуацию, для разума почти неприемлемую. Его затолкали в ящик, такой тесный, что было даже удивительно, как они вообще ухитрились умять туда живого человека. Когда он запихивал в ящик Ханарай, она все-таки была мертва и ей уже не требовалось дышать.
Ящик куда-то несли, причем несли споро, быстро, не останавливаясь. Он пошевелился, но со всех сторон были стенки, дно, крышка - что угодно, но только не свобода. И зачем все эти хлопоты? Сидели бы себе в гробнице и ели его спокойно, а он бы поднапряг последние силы, соблазнил Шаварри и сбежал в Илуниби убивать местных… они с ума сошли, так с едой обращаться, он же задохнется!..
Джон снова заерзал в своем тесном гробике, стукаясь подбородком о согнутые, притиснутые к груди колени, и с нарастающей паникой понял, что дышать ему и не надо. Он обратился, и доказательством тому были клыки, которые, как всегда, не слишком помещались во рту.
Он обратился!..
Но куда его несут? И главное, кто? Вампирам нет проку таскать его повсюду в ящике, особенно теперь, когда он не годится в пищу.
Самые пугающие предположения зароились у него в голове. Возможно, до него все-таки добрался Харкон. Или его хотят продать магам для опытов - очень маловероятно, что приятных. Или алхимикам на ингредиенты. Или его просто хотят сжечь на колу на городской площади в назидание другим…
Джон был уверен в одном: что бы ни ждало впереди, оно ему не понравится.
*
- Шаварри так не хочет! - глухо доносилось сквозь стенки ящика. Ящик вампиры сгрузили (неведомо где и куда), сожрали всех, кто занимал это место раньше (с ним не поделились), и теперь препирались по поводу дальнейших планов.