– Не хочу рано вставать! Я дома останусь! С Тимой!
Братишка подскочил, словно его ужалили в причинное место, и завопил:
– Нет, уж! Я в лес!
Из будки флегматично тявкнул Тарзан, а в курятнике недовольно загомонили проснувшиеся наседки.
– Всё! – я решительно опустила крышку ноута. – Баста карапузикам! Идём все вместе.
А утро началось с истерики, которую закатила мелкая ещё в постели.
– Не пойду! – вопила она, завёртываясь в простыню, как в спасительный кокон. – Сами идите в свой лес!
Бабуле наши вопли были до фонаря. Она мазнула по кровати ледяным взором, затем на мгновение исчезла в сенях, а, вернувшись, окатила орущую мелкую ведром воды. Подозреваю, что тоже ледяной. Анька от возмущения забыла, что истерила и выдала:
– Я маме расскажу! Она тебя прибьёт!
И посмотрела почему-то на меня.
– Я даю вам пять минут, – величественно сообщила бабуля.
– А, если я не встану и никуда не пойду? – ехидно клацнула зубами сестра и прищурилась.
– Запру в подполе, тогда уж точно никуда не пойдёшь, – уже от двери обернулась бабушка и дёрнула одним уголком губ.
И как это она умеет?
Аньку сдуло с кровати моментом. Она даже не заикнулась о завтраке. Видимо, перспектива оказаться в подполе была ещё более ужасающей, чем ранний поход в лес. За то всю дорогу ныла, что я такая бессердечная, у неё ножки болят, а никто её на ручки не берёт. Угу. Мама откормила, сестрёнка весит, как маленький слонопотамчик. Шли мы долго к какой-то, известной только бабушке, полянке. Часа через полтора доползли под завывания мелкой. И тут она заткнулась. Я аж остановилась – с чего бы это? Причина обнаружилась тут же: мы вышли на опушку другого леса. Он возвышался мрачными лиственницами и соснами. Кое-где проскальзывали берёзки. Но с нашей стороны на опушке разросся малинник, и от него исходили такие ароматы! Опустив глаза, я увидела россыпь ярко-алых ягод земляники, словно кто-то рассыпал волшебные бусы. Тихо взвизгнув, Анька ломанула в малинник.
– Ну вот, – удовлетворённо кивнула бабуля, – до вечера ребёнок потерян.
– Как до вечера? – икнул Тимка. – А обед?
Бабушка повела плечом, наклонилась и вырвала тоненький блёклый стебелёк с такими же тоненькими листиками. Я такое растение никогда не видела.
– Собираем вот это, – она продемонстрировала нам свой трофей. Каждому всучила по плетёной корзинке. – Аккуратно, старайтесь не повредить.
Я принялась медленно мерить шагами полянку, высматривая сквозь буйную травяную зелень нужные стебельки и прислушиваясь к радостному попискиванию сестрёнки. Всё же не хотелось её потом искать. До самого «другого» леса мне ничего не попадалось, а потом, как бабка пошептала: только сорву стебелёк, даже разогнуться не успею, как взгляд уже выхватывает ещё одни. Так, на полусогнутых, я и нарвала целую корзинку и наконец, выпрямила затёкшую спину. Мда, с непривычки тяжко. Покряхтела, разминаясь, поразмахивала руками и огляделась. Мамочки. Это где я? Вокруг высоченные деревья с огромными корнями и густыми кронами, настолько густыми, что даже солнце не всегда проглядывает!
– Твою ж … – икнула я со страху.
И куда идти? А вообще сколько времени? Вдруг, до ночи не выберусь? Это мне здесь и ночевать, что ли? Сердце забилось испуганным воробьём, а воображение тут же принялось показывать мой хладный труп, покрытый муравьями. Ой-ёй! Мне рано умирать! У меня ещё Анька не пристроена! И Тимка не посвящён во все дамские хитрости, которыми владеют ушлые девицы!
Я бродила по лесу почти до самого вечера. Желудок сначала буйствовал, а затем уныло перешёл в режим ожидания, изредка давая о себе знать задумчивыми переливами. Как назло, в корзинке у меня были только три маминых сосиски и кусочек хлеба. Даже воды не было. Весь провиант я брату сгрузила. Пусть привыкает таскать сумки. А это заныкала, зная прожорливость сестры. Та всё слопает, ничего брату не оставит. Вот и не решалась я съесть свою заначку. Может, меня ищут? Аньку, конечно, с бабулей до дома Тима отправит, а сам будет искать, я брата знаю. Вот и гостинец ему будет. М-да, если, только, меня найдут. Горький вздох потонул в мрачном шелесте деревьев.
Однако, похоже, ночевать придётся тут. Солнце уже давно и откровенно зевало, и луна настойчиво спихивала его с небосвода. Я решила обосноваться под большой раскидистой ёлкой, у которой ветви свисали до самой земли. Нужно только наломать берёзовых веток для подстилки, а то лежать на иголках не хочется, всё же я не йог.
Нырнув под ёлку, обследовала будущее спальное место. Ничего так. Сухо. Оставила корзинку со злополучными травинами, а сама направилась к соседней берёзке. Наломала себе на «постель», уложила и уселась, опираясь на ствол. А есть-то хочется, прямо мочи нет. Желудок скулил, вымаливая хоть одну ма-а-аленькую сосисочку и крошку хлеба. Честно, я долго сопротивлялась. Но, когда к желудку присоединился и живот, скрутившись буквой «зю», я пошла на попятную. И только достала мамин кулинарный шедевр, только вдохнула одуряющий аромат, от которого моментально пошло обильное слюноотделение и закружилась голова, как тут…