Сам он соскочил с кресла на решетчатое ограждение экрана.
— Где же бульон с пирожками? — обернулся он к Дорохову,
— Сейчас будет, — ответил он. — Хотите прогуляться? — предложил он мне.
Я слез с кресла и стал карабкаться по ступенькам вертикальной шахты вслед за Дороховым.
Мы проникли в кормовой тамбур, который напоминал сейчас люк колодца, и после того, как завинтили дверь позади себя, Дорохов быстро раскрыл затворный механизм в днище «дракона». Я зажмурил глаза и втянул голову в плечи, ожидая, что сейчас на меня обрушатся тонны измельченной породы. Но ничего не обрушилось. Только какой-то камешек стукнул в плечо комбинезона и покатился вниз, позвякивая при ударах о стенки тамбура.
Я открыл глаза и поднял лицо. Передо мной простирался ровный гладкий тоннель, сверкающий в лучах прожектора, зажженного Дороховым. Метрах в двадцати выше нас виднелась кольцеобразная машина, многорукая, как паук. Она поглаживала своими руками стенки тоннеля, пришлепывала ладошками — в общем делала что-то вроде массажа.
— Оштукатуривает, — бросил Дорохов. — Или, лучше сказать, бетонирует. Тонкая, очень прочная оболочка. Но где же бульон?
— А где щебенка?
— Убирают транспортерами. Ага, вот он!
В кольцеобразном отверстии массажно-штукатурной машины показалось гладкое, полированное яйцо. Контейнер приблизился вплотную к нам, створки раскрылись, и Дорохов вынул два термоса.
— Испечены пять минут назад, — сказал он, передавая мне посудину с пирожками. — Что тут еще? Свежие сорочки...
Он занялся хозяйственными делами.
— Сколько же времени потребуется... — начал я.
— Аварийный подъем — полторы минуты. С этой глубины, разумеется.
Он махнул рукой, и яйцо помчалось вверх с нарастающей скоростью.
Мы вернулись в кабину.
— Ну, что ж, — сказал Савостьянов, отвинчивая крышку термоса, — советую не зевать. Хороши, пока горячи. Гордость спасательной службы! Некоторые, — добавил он, прожевывая кусок, — нарочно стараются попасть в беду, чтобы только отведать знаменитой снеди. Налейте-ка бульона!
Он протянул кружку.
Мы уписывали еду, стоя на решетчатом полу, перебрасываясь фразами, передавая друг другу действительно превосходные пирожки, — словно находились в придорожном кафе какого-нибудь заезженного туристского маршрута.
Я покосился на Савостьянова: не поднимал ли он просто мое настроение, намекая на неведомые подземные опасности?
Перерыв кончился, мы уселись в кресла, Савостьянов и Дорохов, успевшие в пять минут осмотреть таинственные внутренности «дракона», поднимая и опуская крышки люков, обменялись взглядами, и наш корабль пошел своим курсом. Все делалось быстро, слаженно, без потери лишней секунды.
Сидя в кресле, я раздумывал над увиденным и услышанным. Канал позади дракона позволит быстро вытащить нас в каком-нибудь контейнере, если корабль выйдет из строя. Второго «дракона» того типа, что наш, в природе еще нет, но наверху, конечно, приготовили запасной подземный ход, пусть и не такой совершенной конструкции: в случае аварии с нашим «конем» ту машину быстро спустят по подземному ходу, и она станет продолжать рейс к Богачеву. Я проникся глубоким уважением к Дорохову — это он все предусмотрел. Разумеется, горные породы могут смять тоннель даже с укрепленными стенками, но, в конце концов, не Дорохов же выбирал маршрут: он делает что может.
Теперь я догадался, о чем спорили Савостьянов и Дорохов сегодня утром. Оба они держали в руках разрез глубинных слоев, составленный на основе геофизической разведки, и тыкали в чертежи пальцами. Дорохов рисовал на схеме округлые линии, а Савостьянов упрямо и жестко чертил ногтем перпендикуляр. Тогда я не прислушивался особенно к разговору, и предмет разногласий остался для меня неясным. Сейчас я понял, что Дорохов предложил обойти какие-то ненадежные места, а Савостьянов не хотел терять время. Конечно, слабые и неплотные слои проходятся быстрее. Удлинять путь и врубаться в граниты Савостьянов, видимо, считал в создавшихся условиях непозволительным.
Я заметил, что наши водители слишком уж часто смотрят в подземные карты и как-то несогласно качают головами. По наивности полагал, что внутренности нашей планеты расписаны во всех деталях, как в хорошем анатомическом атласе. Вы отгибаете листок, изображающий верхний слой, а под ним видите раскрашенную картину следующего пласта и так далее — до самого ядра Земли. Но оказалось, что неведомое может находиться у самого твоего носа.
— Видите ли, — сказал Савостьянов, когда я задал ему свой первый детский вопрос, — мы знаем в точности, где расположены рудные залежи и в каком окружении они находятся. Здесь все картировано чуть не до сантиметра. Но многие области, особенно безрудные, не изучены столь досконально. Богачев же полез как раз в неисследованную зону. Она у нас стоит в плане изучения. И наш рейс в этом отношении можно считать исследовательским.