Теперь я мог оглядеться уже по-настоящему. Попробуйте представить себе колонный зал, построенный для сказочных концертов. В одном конце сросшиеся сталактиты и сталагмиты образовали нечто похожее на большой орган. Колонны, расширяющиеся кверху и книзу, разбросаны в беспорядке, а в центре свисает огромная люстра. Она сверкает отраженным светом от нашего прожектора. Преобладающие тона в раскраске зала — желтые, розоватые, лиловые.
Я споткнулся о какой-то обломок сиреневого цвета. Что-то хрустнуло под каблуком. По спине у меня пробежал холодок восторга: ведь я первый человек, оставивший след в запертом на двадцать пять замков царстве природы! Один из первооткрывателей, прикасающихся к кладам, укрытым целым материком.
Не знаю, холодно или тепло было в пещере, сыро или сухо, — комбинезоны подземников снабжены устройством искусственного климата, как у всех, кто работает в Антарктиде. Мы вышли из «дракона» с пристегнутыми герметическими шлемами.
Может быть, здесь сохранились кости былых обитателей пещеры? Вдруг она имела когда-нибудь выход на поверхность? Ведь не всегда же Антарктида была покрыта ледяной шапкой.
Я подошел к Дорохову (он все еще не обращал на меня никакого внимания). Он смотрел на тройной циферблат крошечного прибора, который установил, как на столике, на срезе сталагмита. Лицо его выражало крайнюю степень озабоченности.
Наконец он оторвал взгляд от стрелок и увидел меня.
— Принесите бур, — сказал он. А сам пошел дальше, окидывая колонны взглядом лесника, выбирающего дерево нужной ему породы.
Я направился к «дракону». На этот раз совершенно свободно преодолел щель, которая и на самом деле оказалась совсем неширокой.
Люки «дракона», прикрывающие сложные машины, были распахнуты. Савостьянов шуровал в одном из люков, высовываясь по пояс. Лансере подавал ему инструменты. Савостьянов решил использовать остановку для осмотра и отлаживания «дракона».
На вопрос о буре он только двинул подбородком в сторону ярко-красного футляра с ручкой. Бур лежал, уже приготовленный, на полу.
Лансере бросил на меня вопросительный взгляд. Я пожал плечами и потащил бур к Дорохову.
Начальник спасательной службы вынул из футляра треногу и привинтил что-то вроде миниатюрной кинокамеры. Затем достал кассету с уложенным внутри тонким блестящим кабелем. Зарядив аппарат, он взялся за рукоятку, напоминающую румпель лодочного мотора, повернул камеру стволом к стене пещеры и нажал гашетку.
Из ствола вылетел маленький снаряд и вытянул за собой длинный сверкающий хвост. Снаряд легко пробил колонну, встретившуюся на пути, и вонзился в стену. Тонкий трос тянулся за ним, сверкая даже в полумраке и, как мне показалось, вибрируя.
Дорохов стоял, положив пальцы на маленький пульт. В окошке аппарата двигались светящиеся стрелки, а в центре, в кружке, выскакивали цифры, как на счетчике. Видимо, происходило что-то более сложное, чем простое механическое зондирование.
Минут пять напряженной тишины. Я поймал себя на том, что осторожно дышу. Вдруг цифры стали выскакивать еще быстрее. На лице Дорохова появилось выражение мрачного удовлетворения.
Он переключил аппарат, и трос потянул игрушку назад. На ладонь Дорохова легла гладко отполированная крупнокалиберная пуля с очень острым концом. Он вставил «пулю» снова в ствол.
Еще два «выстрела» в стены пещеры, затем Дорохов повернул камеру и запустил снаряд вниз. Я с особым интересом следил за этой частью операции. В конце концов главное — что нас ждет впереди, а не с флангов.
Минут через семь трос стал быстро сматываться. Пустота! Но Дорохов не останавливал аппарат. Пройдя полость, «пуля» вонзилась в пол нижнего этажа подземелья. Скоро цифры снова точно взбесились. Картина повторилась еще несколько раз. Словом, через час выяснилось, что мы находимся в каком-то лабиринте подземных пустот.
К этому времени я облазил всю пещеру и обнаружил, что из нее выходит несколько совсем узких ходов и щелей. Никаких костей пещерной гиены или пещерного медведя я не нашел.
Мы вернулись к «дракону». Лансере сидел на пороге, как на крылечке.