— Нельзя ли прибавить ходу? — Дорохов сделал порывистое движение.
— Правила безопасности не допускают. — Савостьянов говорил без тени иронии.
— Я сниму ограничитель. Своей рукой.
— Я мог бы сделать это и сам. Но раньше, чем через двенадцать часов, нет резона. Застрянем потом где-нибудь на полутора километрах.
— Хорошо, что есть правила безопасности, — сказал Лансере без всякой насмешки.
— Это технические условия.
— Все равно. Богачеву повезло.
— Ну, рассказывайте про Богачева, — требовательно произнес Савостьянов. — Пора знать все о нем.
— Говорите! — воскликнул и Дорохов, с печальной иронией глядя на экран. — Чем-то должны мы отвлечься от этой цифры и от этой стрелки. Может быть, вы и правда снимете камень с моей души, и я спокойно буду смотреть, как глубинные породы превращают в лист подземную лодку!
— Нет, этот камень я не сниму с вашей души, — возразил Лансере.
Я с волнением следил за разговором, который принял такой неожиданный оборот. До того как я вышел из поезда на Ледяной станции (мне показалось, что это было год назад!), работа в Антарктиде представлялась мне гораздо яснее и проще. С самого начала сцены в кабинете Савостьянова я почувствовал какой-то скрытый поединок между Лансере и Дороховым. Мне казалось, что прав Дорохов. Богачева следовало как можно скорее догнать, а потом уже разбираться в деталях. Савостьянов, самый спокойный и уравновешенный из нас и самый опытный, придерживался, по-видимому, какой-то иной точки зрения. Зачем-то он взял на борт Лансере.
Лансере начал рассказ, а мы сидели и не спускали глаз со стрелки, стоящей на месте, и точки, спокойно светившей в центре экрана.
Рассказ оказался коротким. Двенадцать лет назад школьник Леонид Богачев струсил. Он взобрался по пожарной лестнице на восьмой этаж — всего-навсего — и... не мог спуститься. То ли боязнь высоты, то ли головокружение, то ли страх приковали его руки к металлическим поручням. Он стоял бледный и не мог сдвинуть даже ногу, поставленную на ступеньку. Так, закоченелого, его сняли, втащили на ближайший балкон. Он отошел не сразу.
Мальчишки, товарищи, шалуны, лазившие по лестнице вверх и вниз, как обезьяны, высмеяли Леонида.
Через два месяца, во время экскурсии в горах, Леонид забрался на скалу, на которую не отваживались влезать даже самые отчаянные из озорников. Он стоял бледный, скрестив руки, и смотрел вниз, словно полководец перед решающим сражением. Мальчишки замерли. Но тут группа туристов, очутившаяся по соседству, бросилась спасать Леонида. Скалолазы штурмовали вершину с трех сторон, отрезая Леониду все пути к спуску. Когда двое из них ворвались на узкую площадку, куда они загнали Леонида, он стоял, в отчаянии закрыв лицо руками.
— Мальчик, не бойся, — сказал первый, опустив руку ему на плечо. Второй уже разматывал веревку, подвешенную к поясу. На веревке его спустили вниз.
— С тех пор Богачев совершил еще три отчаянных, бесшабашных поступка, — сказал Лансере. — Каждый раз его спасали. Понимаете, он один раз должен был выйти победителем сам. Чтобы вернуть уважение к себе. Все двенадцать лет ему не удавалось сделать это.
— Так вот в чем причина его необыкновенной смелости, — задумчиво сказал Савостьянов. — Мне рекомендовали его как очень храброго человека. Я потому и отпустил его одного, что не сомневался в его самообладании. Но поведение его под землей показалось мне странным.
— И вы все-таки хотите его спасти?
Мы все уставились на точку, замершую посредине экрана. Может быть, Богачев задыхался сейчас из-за недостатка воздуха или с ним случилось другое несчастье.
— Мы не можем его не спасать, — мрачно сказал Дорохов. — А как мы будем жить, зная, что не сделали всего, чтобы выручить человека, и он погиб! Вы об этом подумали?
— Нет, — сказал Лансере. — Я об этом не думал, Я думал о Богачеве. О том, как ему нужно, чтобы его не спасали,
— Подземное плавание — не пожарная лестница на восьмой этаж, — пробурчал Дорохов,
— Значит, в следующий раз он сделает что-нибудь в сто раз опаснее. Просто разумнее и безопаснее для него самого — не трогать его сейчас!
— Следующий?.. — Савостьянов произнес одно только это слово. Все замолчали.
И тут я увидел, что синяя точка на экране движется. Она медленно приближалась к краю паутинного кружка, в центре которого до сих пор находилась.
Савостьянов и Дорохов быстро оглядели приборы.
— Включаю автоматику. Курс прямо на Богачева? — предложил Савостьянов. Дорохов кивнул.
— Все-таки? — спросил Лансере.