Появилась чуть опущенная полоса пола, освещённая сначала потолочным освещением, а потом другим свечением, исходившим от органических плиток.
Но полированные металлические люки, которые он помнил, уже не испещряли зеркальный пол. Вместо того чтобы находиться вровень с тёмно-зелёной плиткой, цилиндры были уже подняты. Более того, кто-то разбил стеклянные корпусы на всех них до единого.
На полу валялись тела. Отсутствующие взгляды.
Осунувшиеся лица и рты.
Вырванные внутренности и органы.
Следы укусов. Отсутствующие куски.
Конечности, которые были бесцеремонно вырваны из суставов.
— Gaos, — Ревик выдохнул это слово, силясь контролировать панику, которая хотела завладеть его светом. Тела не были живыми, он это знал, но что-то в увиденной им жестокости, в примитивной животности этой расправы вызвало ком в его горле.
— Gaos, — хрипло повторил он.
Он подавил тошноту, внезапное желание распрощаться с содержимым желудка.
Однако он ничего не ел. И его желудок вовсе не был слабым. Ревик никогда не мог легко вызвать рвоту, даже когда хотел этого.
Вместо этого он смотрел по сторонам, стараясь успокоить свой свет и осмыслить увиденное.
Тела… везде, бл*дь. Казалось, не осталось ни одного нетронутого, но в то же время Ревик не видел много тел, которые постигла бы одинаковая судьба. Кто бы это ни сотворил, он уничтожал каждое тело разными способами.
Перерезанные горла. Конечности, изогнутые в неестественных позах, возможных лишь тогда, когда кости внутри оказывались сломаны и вывернуты до неузнаваемости. Исполосованные и изрезанные лица. Некоторые были покрыты ожогами. На одно из тел кто-то испражнился. Судя по позам и телесным выделениям на коже, Ревик поймал себя на мысли, что как минимум некоторые подверглись сексуальному насилию.
Пальцы, руки и гениталии находились во ртах и валялись на полу. Выковырянные глаза. Переломанные позвоночники. Черепа, которые выглядели размозжёнными каким-то тупым предметом. Туловища, выпотрошенные словно в ходе какого-то ритуала японских самураев и вываливавшие на пол белые внутренности и другие органы, покрытые свернувшейся кровью.
Однако очень мало крови пролилось на пол, вероятно, потому что их сердца не бились, пока их плоть и кости раздирались на куски.
— Gaos, — пробормотал Ревик ещё тише.
Он ухватился за подиум со сканером ладони, подавляя панику, которая накатывала на него.
Он обернулся на разумный лифт, пытаясь решить, стоит ли попытаться пробиться обратно внутрь, убедить существо поднять его на поверхность.
Но он уже знал, что лифт этого не сделает. Та штука подчинялась не ему.
Здесь ничто ему не подчинялось и вряд ли подчинится.
В любом случае, прошло слишком много времени. Слишком много времени, бл*дь.
«Это верно, брат, да, — прошептал голос. — Очень, очень верно. Но время всегда так драгоценно, разве нет? Всегда легко ускользает сквозь пальцы?»
Ревик напрягся, стискивая подиум до побеления костяшек пальцев.
Несколько секунд он не мог дышать.
«И я могу не подчиняться тебе, — мягко добавил голос. — Но часть меня является частью тебя, разве нет, брат? Я — частично твой замысел, разве нет?»
Слова сбили его с толку.
Сам голос сбивал его с толку.
Мелодичный. Вежливый.
Это не та машина, которую помнил Ревик, но судя по словам, он вынужден был полагать, что именно она к нему обращается. Он не помнил, чтобы раньше слышал, как она говорит с ним. Возможно, здесь, за пределами маленькой комнатки, это было проще.
Возможно, здесь она знала, как с ним взаимодействовать. Знала протоколы.
«Можно и так сказать, да, — машина вздохнула с мягкостью в голосе. — Да. Можно так выразиться. Не лучшее объяснение. Но одно из возможных».
Ревик нахмурился, глядя на тела на полу.
«Это сделал ты? — спросил он. — Как? Кто убил все эти штуки? Это был ты?»
Он посмотрел на дерьмо (очень похожее на дерьмо видящего или человека), лежавшее на голом животе одного из тел, и внезапно ощутил проблеск сомнения.
«Здесь был кто-то ещё?» — спросил он.
«Это неважно, брат. Это не важный вопрос, — голос издал лёгкий мычащий звук, словно мягко укоряя его. — Но ты мне не ответил, и я хочу знать. Эта система транспортировки. Она исходит от тебя, разве нет? Это тебя мне надо поблагодарить за это? Этот многомерный лифт ты придумал в своём разуме?»