– Я нарисовала большинство из них до того, как встретила Шона. И убрала их на хранение, чтобы не загромождать его дом. Он хотел, чтобы я подождала, прежде чем устроить показ.
– Конечно, теперь ты знаешь, что он безумец, который хотел оставить тебя всю для себя. Он никогда бы не позволил тебе показывать свои работы.
То, как сжалась челюсть Диего, намекает на то, что разговоры о Шоне приводят его в бешенство.
Каким-то образом это знание успокаивает меня. Долгое время никто не заботился обо мне.
– Да. Теперь знаю. Я поняла это через несколько недель после того, как мы с ним пожили вместе.
Уставившись на мои картины, прислоненные к стене, Диего сидит на полу.
– Почему ты не позвонила в полицию, Скарлетт? Зачем пускаться в бега?
– Шон – шериф. Я могла бы позвонить одному из его заместителей, но поскольку он никогда не позволял мне встречаться ни с кем, с кем он работал, я не знала, могу ли им доверять.
Я сажусь рядом с Диего.
Он берет мою руку и тянет ее к центру своей груди.
– Где твои родители?
– Они умерли, когда мне было восемнадцать. У меня нет ни братьев, ни сестер, ни близких родственников. Шон отдалил меня от моих друзей. Казалось, лучшей идеей было спастись бегством.
Я кладу голову ему на плечо.
– Рад, что твой путь привел тебя сюда.
Диего целует мои пальцы.
– Тебе следует выйти на улицу и завести друзей. В Кричащем Лесу есть несколько очень интересных существ. Они бы тебе понравились.
– Я познакомилась с несколькими очень милыми людьми. Просто не хочу, чтобы слишком много людей знало, что я здесь. Слух может дойти до Шона.
Я пытаюсь отдернуть руку, но Диего прижимает ее к своему сердцу. Нежный стук успокаивает меня.
– Здесь тебе ничто не причинит вреда.
В его золотистых глазах вспыхивает огонек.
– Где мы все это повесим?
Я убираю руку и сажусь поодаль от Диего, положив обе руки, сжатые в кулаки, на колени. Я так счастлива видеть свои работы, но волосы у меня на затылке встают дыбом. Встаю и расхаживаю по темно-серому бетонному полу.
– Я тут подумала, может быть, нам не стоит их выставлять. Это слишком опасно. Я могу создать что-то новое под новым именем. Я заплачу за аренду, Диего. Обещаю, что буду работать здесь и, возможно, смогу устроиться официанткой на несколько вечеров в неделю.
– Это то, чего ты хочешь? – его голос низкий и хрипловатый, каким часто тот бывал у Шона, когда не было правильного ответа.
Мне требуется вся моя внутренняя стойкость, чтобы оставаться на месте и не убегать. Он не Шон. Диего не причинит мне вреда.
– Я хочу иметь возможность оставаться на одном месте более двух недель.
– Ты уже здесь восемь дней. Если это твоя цель, тебе нужно продержаться всего семь дней, и ты снова сможешь убежать.
С пламенем в глазах он встает и засовывает руки в карманы.
Что он знает о моих проблемах? Он никак не может понять. Мне никогда не следовало приезжать сюда.
– Это не твое дело, Диего.
– Ты совершенно права, – шепчет он.
– Ты не можешь знать, через что я прошла, через что я прохожу. Мне нужно остаться в живых, опередить его.
Я могла бы уехать сегодня и к утру быть в нескольких сотнях километрах к западу. Это не то, чего я хочу, но я давным-давно отказалась от этого. Эмоции сдавливают мне горло при мысли о том, чтобы оставить Диего.
Он двигается так быстро, что становится размытым пятном, пока не оказывается в сантиметрах от меня и не обхватывает мою щеку рукой. Его взгляд выражает напряжение.
– Я знаю, что такое страх. Знаю, что это не жизнь ни для тебя, ни для кого-либо еще. Я пообещал тебе в первый день, что не допущу, чтобы тебе причинили какой-либо вред.
Как будто он заглядывает мне в душу.
– То, что я живу в твоей квартире, а ты дракон, не делает тебя ответственным за меня. Я уже давно забочусь сама о себе.
Ненавижу слезы, которые наворачиваются на мои глаза, и двигаюсь, чтобы вытереть их.
Диего останавливает мою руку, наклоняется и целует мою щеку и слезу.
– Это правда, что драконы защищают то, что им принадлежит, но это не то, почему я буду охранять тебя, Скарлетт. Нет никакого разумного объяснения тому, почему. Я почувствовал связь с тобой еще до того, как увидел, что ты восхищаешься моим искусством. Когда ты вошла в ювелирный магазин, твой запах разбудил во мне что-то, что долгое время спало. Когда я увидел твое искусство, скрытое в маленьких картинках на твоем телефоне, они проникли в мое сердце.
Я не могу отвести от него взгляд. Не уверена, что он говорит, но что бы это ни было, мое сердце жаждет большего.
– Чего ты хочешь от меня?
Диего прижимается своим лбом к моему и закрывает глаза.
– Хочу, чтобы ты жила полноценной жизнью без страха.
– Оставаясь здесь, в твоем логове, и рисуя красивые картинки.
Толкаю его в грудь. Я не могу попасть из тюрьмы одного человека в тюрьму другого.
Он отпускает меня. Ужас написан в его широко раскрытых глазах и сжатой челюсти. Его плечи и спина напряжены, а руки сжимаются и разжимаются.
– Я не Шон, Скарлетт. Ты не моя пленница, и это не какая-то сказочная пещера, где я храню свои сокровища.
Я никогда никого не хотела так, как хочу Диего, и осознание этого почти так же страшно, как то, что Шон придет за мной. Я взбегаю по ступенькам. Нужно собрать вещи. Я оставлю картины в качестве оплаты за неделю.
Диего следует за мной по пятам, когда я несусь в спальню и вытаскиваю свой чемодан.
– Я уеду к утру. Мне жаль, что усложнила тебе жизнь. Я не понимаю, что происходит, но вижу, что это нехорошо ни для кого из нас. Ты хочешь своей тихой жизни, полной блестящих драгоценных вещей. Я хочу...
Я качаю головой.
– Когда ты продашь картины, Шон приедет. Когда он это сделает, если ты просто скажешь ему, что не знаешь, куда я делась, это было бы полезно.
Он садится на кровать рядом с моим открытым чемоданом.
– Могу я высказать еще одно предложение?
Достав охапку одежды из ящика, я направляюсь к кровати.
– Если ты хочешь плату за неделю и художественные принадлежности, я отдам тебе то, что у меня есть.
Диего захлопывает чемодан.
– Скарлетт, я не из тех мужчин, которые приказывают женщине делать что-либо, кроме как сесть и выслушать меня в течение пяти минут. Пожалуйста. Если после того, как я скажу свое слово, ты все еще захочешь убежать, я отнесу твои вещи в твою машину.
Звенящий непреклонностью голос было бы трудно кому-либо проигнорировать. Однако именно отчаяние в слове «пожалуйста» заставляет меня остановиться. Я отодвигаю чемодан в сторону и сажусь. Нелегко сдерживать свои слезы. Даже не знаю, о чем я плачу. За последний год я покинула десятки городов. Я никогда не плачу, просто уезжаю. Даже когда мое бедро ныло от боли, я все равно бежала.