Что одному величайшее наслаждение, для другого — горше мучительного яда.
Я спрашивала. Один или два раза, хотя горло разрывало от желания изводить его этим вопросом несколько раз в день. Но это было бы безумием. От которого она умерла, или от собственного предательства. Иногда в человеке столько яду, что рано или поздно он сам им отравится.
И я была готова на многое, чтобы стереть память о ней, и не хотела этого. Да и невозможно заставить человека забыть ту, коей служишь напоминанием.
А теперь оказалась лицом к лицу с прошлым.
— Давай я заберу твоего ребёнка. Дети приносят боль, стыд и страдание. Ты не знаешь, что тебя ждёт. Ты будешь ненавидеть своё распухающее тело, и он станет чураться тебя. Смотреть на других дам с осиной талией.
Так говорил морок в моей голове. После той самой встречи на поле чужой брани мы соединились, а потом, когда меня выбросило, я очутилась в гостиной. И она была там.
Стояла у окна, улыбалась по-змеиному, недобро. Не все красавицы добры.
— Уходи, — вяло ответила я. Слабость, тошнота — всё накатило вдруг, будто ребёнок во чреве решил обратить на себя моё внимание.
Села в кресло, то самое, из которого выбросило в другой мир.
— Я уйду, — кивнула с царственным презрением, не оборачиваясь и не повышая голоса. — Но знай, ты его не любишь.
— Люблю, — сглотнула я слюну, даже не понимая, о ком, собственно, идёт речь. О Дениеле, кто обещал вернуться до захода следующего дня, ведь в Предгорье дни текут иначе, чем в Сангратосе, или о ребёнке. — Они оба часть меня.
— А кого больше?
Теперь обернулась. Одетая по старинной моде, точь-в-точь как на портрете, она напоминала мне о собственном отражении. О той, кем я могла бы стать: нервной, как натянутая струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения и поранить того, кто посмел дотронуться.
Посмел в моей душе обнажить любовь, которую она стеснялась.
— Почему? Ты боялась его любить, ненавидела за то, что любишь? И презирала себя.
Казалось, я несу чушь. Как так можно?
Но я знала ответ раньше, чем она его произнесла. Прямо перед тем, как исчезнуть.
— Я была рождена принцессой, стоять у трона. А он заставил меня усомниться в этом. Я не могла допустить, чтобы мои дети стали отверженными, несли печать Дракона. Возможно, когда-то это было честью, но времена изменились.
Изменились, это точно. Или это я такая неправильная, что никогда не желала «стоять у трона?. Быть её величеством без права распоряжаться своей судьбой и даже мыслями!
Я мечтала открыть ювелирную лавку и слушать камни утром, днём и вечером. Даже обычные драгоценности могут шептаться между собой, когда думают, что их некому слушать. В основном сплетничают о бывших хозяевах.
— Что случилось, госпожа? Вы с кем-то разговаривали?
В гостиную заглянула Берта, разрумяненная и подобревшая в груди. Воздух Предгорья идёт ей на пользу.
— Простите, если я не вовремя…
— Я просто молилась. Но ты права, становится душно, голова разболелась. Поднимусь наверх, скажи, чтобы меня не беспокоили.
Я торопливо скрылась в темноте спальни.
«Я тоже подчиняюсь року», — говорил один из каменьев. «Имя есть всё», — вторил ему другой. Древние камни снова заговорили со мной, но на этот раз я была уверена, что они хотят сказать. Дениел скоро будет здесь.
И неопределённость моего положения закончится. Я скажу свой ответ на его предложение, но сначала хочу быть уверена, что он выбрал меня, а не Геранту.
4
— Она здесь? — спросил я, когда мы с Ниарой встретились у порога. Смотрели друг на друга, впервые стесняясь посторонних, и не смели прикоснуться, соединить руки. Потому что когда это произойдёт, уже не сможем расстаться.
Я подхвачу её на руки и отнесу в спальню, чтобы обнять и уже не отпускать. Чтобы показать, что весь мир теперь наш, а если он нам обоим не нужен, будем жить там, где никто не потревожит. Время от времени вылезая в толчею столицы Сангратоса.
— Это морок, отпечаток. Он говорит то, что ты ожидаешь услышать, озвучивает твои потаённые страхи.
Мы медленно поднимались в спальню, шли рука об руку на неком приличном расстоянии, хотя никто бы не осудил, если бы оно сократилось до предосудительного. Но я понимал правила: пока Геранта между нами, Ниара не позволит к себе прикоснуться.
Даже представить не хочу, что там они друг другу наговорили!
— И всё же, Дениел. Ответь, если бы ты мог вернуть всё назад, если б знал, что она предаст, сказал бы ей об этом? Дал понять, что тебе всё известно?