— Вы будете навещать меня, папа? — напрямую спросила я того единственного, кому была бы искренне рада в своём заточении.
— Не слишком часто, — буркнула мама, но отец сделал знак ей замолчать. Хорошо, наверное, иметь жену, которая без пререканий помнит о том, что отец сделал ей честь своим предложением. Если бы мы поженились, Орнак вспомнил бы о том, что муж — глава семьи?
Этого я и опасалась. И теперь чувствую себя последней дрянью, которая неспособна оплакать перспективного жениха.
— О Боги, теперь надо всё начинать заново! — причитала мама остаток пути. — Вывозить в свет, кланяться всем светским клушам, имеющим сыновей. Сколько мы сил положили на это семейство, а теперь старая Зигуд растреплет на всё королевство, что ты проклята!
Мама чуть не рыдала, но я видела, что притворяется и искоса посматривает в мою сторону. Пришла пора сдержать данное ей обещание.
— Не дожидаясь окончания траура, сами понимаете, обстоятельства требуют, я могу стать послушницей сокровищницы Двуликого. Это ни к чему не обязывает, но избавит меня от подозрений в нечистоте.
Глава 3. Новый друг хуже старых двух
1
— Великий господин, мы рады приветствовать ваше возвращение! Мы ждали и готовились, — худощавый старик, одетый в смешное по фасону, полинялое ночное платье, отделился от кучки кланяющихся мужчин невзрачной наружности и непонятного возраста.
— Кто вы такие? — спросил я строго, хотя мой внешний вид, должно быть, не соответствовал грозным словам.
Весь в пыли, щурящийся от яркого света факелов, направленных в лицо, в старом изорванном платье, в котором очнулся и которое прилипло к моему телу после превращения из зверя в человека, как вторая кожа, я представлял собой, должно быть, не менее жалкое зрелище, чем те, кто вышел меня встречать.
И чувствовал себя преотвратительно, как и выглядел: жалким осколком прошлого, выползшим из давно позабытой дыры. Даже туман, моя защита от непрошенных глаз, сделался жидким и похожим на рваные обноски нищего, с которыми тот никак не хочет расстаться.
— Отвечай, старик, иначе испепелю на месте и спрошу со следующего! — прикрикнул я на дрожащего человека, не смевшего поднять на меня глаз.
— Мы хранители Ордена Огня, — распрямился он, сверкнув тёмными очами, но вмиг присмирев, поймав мой взгляд. — Мы ждали вашего возвращения в Сангратос, как было предсказано старыми манускриптами.
Недослушав высокопарных речей от явно нездорового человека я снова оглянулся на разлом, из которого только что вышел. Боги, я всё-таки проснулся окончательно! Как бы ни была искусна Геранта, ей не под силу соткать такой подробный сон со множеством деталей.
— А, огнепоклонники! За те несколько лет, что я спал, ваши ряды поредели, а члены Ордена пообтрепались! — не смог я сдержать насмешку. Эти фанатики, верящие, что однажды мир Драконов возродится в былом могуществе, и тень его падёт на верных слуг, вызывали лишь жалость, смешанную с презрением.
Так смотришь на безумца, верящего в бред своей хвори.
Я встречался с некоторыми из фанатиков: это были на редкость напыщенные богатые болваны, любившие украшать себя драгоценностями, как женщины с дурновкусием в крови.
Словно если ты станешь любить золото, как Дракон, то невольно приобретёшь его силу. Людское заблуждение: это не золото даёт нам власть, оно лишь отражает нашу магию, впитывает в себя её излишек и бережёт до поры до времени, чтобы вернуть взятое на хранение в трудный час.
Поэтому Дракон всегда ищет золота и драгоценных камней. А вовсе не из-за того, чтобы всё разом напялить на себя как придворный шут!
— Великий господин, нас отправили те, кто с нетерпением ждал вашего пробуждения! И они будут счастливы, что при жизни удостоились чести лицезреть вас!
Витиеватые речи слуги поднадоели. Я был голоден, зол и от того нетерпелив
— Сперва мне понадобится новое платье. И ванна.
— Конечно, господин, изволите ехать с нами, здесь недалеко, но придётся пройти пешком, потому что повозка не пройдёт сквозь заколдованный туман.
— Отлично! Давно пора размяться! Кстати, а как вы все прошли сюда?
— У нас есть ваши амулеты, с ними мы сильнее и прозорливее! — старик растянул тонкие губы в довольной ухмылке и достал старинную золотую монету, висевшую на шнурке на впалой груди, чтобы тут же показать мне её с таким трепетом, словно она стоило целое состояние.