– А ну тишина, – громкий голос коменданта заставил всех мгновенно замолчать. – Что балаган устроили? Ну, как штурм начнется, а люди вместо того, чтобы стены защищать вас разнимают.
Драк не было, но Тар был прав. Бабьи крики вызвали интерес у всех обитателей Маркана. Даже эльфы, дежурившие на стенах, удивленно поглядывали вниз. Что уж говорить о рыцарях и гномах.
– Никуда из своего дома не уйду. Хучь что со мной делайте, – отчетливо произнесла Араса, опускаясь на крыльцо.
– Что ж, пусть будет так, – тихо, чтобы слышно было только стоящим в небольшом дворике, произнес Тар, а затем громко продолжил. – Приказываю! В случае пожара, прорыва врагов, наводнения, урагана, или что еще случится, никто, повторяю еще раз, НИКТО не должен приближаться к этим домам! Их обитательницам предлагали перебраться в цитадель на время военных действий. Они отказались, тем самым поставив под угрозу не только свою жизнь, но и жизни защитников цитадели. Теперь мне все равно, что с ними будет. Сейчас война. Я все сказал.
Комендант развернулся и медленно пошел обратно. Он ожидал чего угодно, криков, перешептываний, причитаний, обвинений. Но за его спиной царила ничем не нарушаемая тишина.
Во дворике стояла тишина. Лишь отдаленным гулом прорывался из-за стены мерный бой барабанов во вражеском лагере. Сказать, что все были поражены преображением коменданта – значило не сказать ничего. Люди, привыкшие к его доброте, доходившей порой до попустительства, обходительности, непременной вежливости, стояли словно громом пораженные. Лишь кузнец тихонько посмеивался, когда на него никто не глядел.
Но вот ритм орочьих барабанов вновь сменился. Люди понемногу зашевелились. Кто возвращался к прерванной работе, кто просто расходился по домам, дабы не мешаться под ногами. Только вездесущие мальчишки бойко поднялись на стену, чтобы полюбопытствовать – что же происходит снаружи, а потом первыми принести очередные новости. Но и там все пока было спокойно.
Служанки возвращались в цитадель, прочие женщины или ушли к себе, или помогали своим товаркам, налаживать быт без тех вещей, что успели отнести в крепостные помещения их мужья и дети с подручными. Жизнь текла так, словно и не было врага за стенами. Словно не было войны на Раэтоне.
Войдя в цитадель, Тар бегом поднялся по лестнице в свою комнату под самой крышей. Он понимал, что в любой момент его могут начать искать, но больше всего сейчас хотелось остаться одному. Слишком многое произошло за последние несколько дней. Слишком много решений требовалось принимать. И не было права на ошибку, ведь именно от его решений зависели жизнь и смерть обитателей Маркана.
В самом начале подготовки к битве с армиями Владык Тар еще наделся на помощь королевской армии, то позднее пришло осознание, что ему не на кого рассчитывать, кроме собственных сил. Для короля существовал лишь Маркан и его гарнизон, способный остановить любых врагов из вне. Армия же приберегалась для парадов, торжественных выездов и красивых учений. А он, некогда просто отосланный подальше от столицы, в результате оказался забыт. Письма с его печатью, очевидно, выбрасывались непрочитанными. И Тар начал действовать. Писать в ордена, магистраты свободных городов, к влиятельным лордам.
Но для большинства он так и остался бывшим рыцарем, разжалованным за неизвестное прегрешение и сосланным в дальнюю крепость, где-либо погибнет в стычке с врагами, либо так и проживет до конца своих дней. Мало кто понимал, что обстоятельства изменятся столь быстро, и от разжалованного рыцаря станет зависеть судьба королевства. И они-то откликнулись на призывы молодого коменданта из пограничной крепости.
Артарион повалился на кровать. Сколько дней он на ногах. Постоянно то на стенах, то в цитадели, то инспектирует запасы крепости. Укрепление, вооружение, запасы продовольствия, медикаментов, материалов. С приходом гномов стало легче. Эльфы и вовсе взяли на себя ночную стражу. И все равно постоянное напряжение мыслей, нервов давало себя знать. Тар чувствовал, что его колотит нервная дрожь. Надо было успокоиться, подумать о чем-то другом. Но как всегда в последние дни, стоило ему отбросить мысли об обороне, как перед его лицом начинал маячить образ Санни. А о ней думать было нельзя.
Несколько минут он просто лежал, невидяще уставившись в потолок. В голове не были никаких мыслей. Лишь пробегали перед внутренним взором смутные образы. Наконец, он почувствовал, что его начинает отпускать. Нервы больше не были натянутыми струнами. Значит, можно возвращаться к прерванным делам. Вот только как теперь смотреть в глаза людям, которые поверили ему, поверили в него?