— Я появилась, потому что почувствовала твой зов, — процедила Дэйю сквозь зубы.
— Это как?
— Мы связаны, мы — звенья одной цепи. Забыл? Ты, я, Юн, этот бешеный блондинчик. А ты — начало и конец этой цепи. Любой из нас услышит твой зов, даже если он будет неосознанным.
— А просто так, без зова, ты не могла заглянуть в гости, выпить чаю?
— Нет. Терпеть не могу, когда в моё личное пространство вторгаются те, кого я не звала, и следую мудрому правилу: относиться к другим так же, как хочешь, чтобы относились к тебе.
— Прелесть какая, — пробормотал я.
— Что?
— Ничего. Так значит, это то, о чём ты говорила ещё в монастыре? Кианг отдал ментальный приказ, и все, кто сидит на его колёсах, подскочили и кинулись свергать кланы?
— Условно говоря — да. Но имей в виду, ты не сможешь убедить этих парней, или что-то вроде того. Это работает куда тоньше и страшнее, чем просто внушение.
— Просветишь?
— Могу рассказать, как было у меня. Я открыла дверь в гостиничный номер и увидела мразь, которая продала меня в рабство. Человека, который лишил меня детства, из-за которого мне пришлось стать убийцей. Маньяка и садиста. Это были мои мысли. Моя ненависть. И я убила его, даже не задумываясь. Собственного отца… Все эти люди, которые сейчас устраивают погромы, годами копили ненависть к кланам. Они чувствовали себя бесправными марионетками, чувствовали, что их используют, их порабощают. Кианг сейчас всего лишь высек искру, а горят они сами.
— Ну да, так везде и со всеми. Не нравится чувствовать себя марионеткой, которую дёргают за две ниточки — отдай в другие руки все четыре и почувствуешь себя свободным. Ведь какое-то время тебя будут дёргать так, как ты того хочешь. Мы живём в переломную эпоху, Дэйю. В эпоху перемен… Как там сказал Конфуций — врагу не пожелаешь. Хотя в Шужуане всё вроде бы в целом спокойно. — Я посмотрел в окно.
Люди ходили по своим делам, машины, скутеры и велосипеды сновали взад-вперёд. Жизнь как жизнь, даже мой утренний поединок не поставил город на уши.
— Кианг не поставлял в Шужуань своё зелье, — сказала Дэйю. — Он копал именно под кланы, а в Шужуане вёл, надо полагать, иную политику. Когда же добрался до Шужуаня, тут уже встали на ноги мы. И сделали немало. Одна та сумка, которую ты забрал у Йи, дорогого стоит. Минус партия товара, минус канал сбыта. Две палки в колесо.
Джиан повернул на мою улицу. Я посмотрел на Дэйю.
— Завтра утром на вокзале, первый поезд в Дайчжоу. Захвати зубную щётку.
Когда машина остановилась, Дэйю взялась за ручку двери и зависла.
— Что-то не так? — мягко спросил я.
— Просьба.
— Излагай.
— Можешь не рассказывать господину Юну о том, что случилось в поезде тогда… Ну, ты понимаешь.
— Да уж не дурак, — усмехнулся я. — Могла бы потратить желание на что-нибудь более полезное.
— Спасибо. — Она приоткрыла дверь, но теперь я её остановил, коснувшись плеча.
— Дэйю.
— Что?
— Мне тебя не хватало. Рад был повидаться.
— Взаимно. — Она криво улыбнулась и поспешила выскочить наружу, где тотчас исчезла, даже раньше, чем захлопнула дверь.
Дэйю явно была не из тех, кто легко даёт волю чувствам. Случай в поезде не в счёт.
— Как там Ниу? — спросил Джиан.
— Без изменений, — сухо ответил я.
Даже у Дэйю хватило такта не спрашивать. А может, она просто знала. Для неё не существовало закрытых дверей и врачебных тайн. По крайней мере, не в обычной больнице. Но у Джиана, как оказалось, были свои причины поднять эту тему.
— В последнее время не сплю нихрена, — пожаловался он.
— Кури поменьше перед сном. — Я взялся за ручку двери. — Миф о том, что никотин помогает расслабиться, распустили идиоты, которые сами не знали, о чём говорят.
— Мне снится Цюань. — Джиан повернулся и посмотрел на меня каким-то чужим взглядом. Более взрослым, чем раньше. — И как мы с парнями идём к кухне. А там — она. В тот день, когда ты прятался в мусорном ящике.
Я молчал. По коже пробежал холодок.
— И все наши рядом. Бохай, Бэй… Ханг. Они схватили её. И я, чёрт возьми, с ними. Но вдруг поворачиваю голову и вижу, что у Бохая вместо лица — кровавая каша. Как будто он с небоскрёба упал. «Как будто»… — Джиан беззвучно засмеялся и достал из пачки очередную сигарету. Руки у него дрожали. — Я понимаю, что стою там в окружении живых мертвецов. И если я попытаюсь… Если хоть что-то… Они меня разорвут.
Он закурил. Я не стал его одёргивать, и Джиан знал, что я не стану.
— Если хочешь уйти — пожалуйста, — сказал я. — Ты пережил достаточно, чтобы выйти на пенсию.