— Тогда закажите еще один коктейль, чтобы выпить на дорогу, прежде чем мы отсюда уедем. — Стаси обрадованно засмеялась.
Официант принял заказ и отошел к элегантному бару. Лорен положила салфетку к себе на колени.
— Мне не представился подходящий случай поблагодарить вас на острове Уэйк; нас так ужасно торопили.
— Дирк — вот кому мы обязаны всем.
Лорен отвернулась. Она думала, что уже выплакалась после того, как получила известие о смерти Питта, но почувствовала, что слезы вновь подступают к глазам.
Улыбка Стаси погасла, и она посмотрела на Лорен с сочувствием.
— Я ужасно огорчена насчет Дирка. Я знаю, что вы с ним были очень близки.
— За эти годы у нас бывало по-всякому, но мы никогда не могли всерьез отдалиться друг от друга.
— Возможность брака когда-нибудь обсуждалась?
Лорен отрывисто покачала головой.
— Мы никогда об этом не заговаривали. Дирк был не из тех людей, которых можно сделать своей собственностью. Его любовницей было море, а у меня была моя карьера в Конгрессе.
— Вам повезло, что вы знали его так близко. Его улыбка была просто опустошающей, а эти зеленые глаза — Боже, любая женщина таяла, как воск, от одного его взгляда.
Лорен вдруг занервничала.
— Вы должны простить меня, я не знаю, что на меня нашло, но мне нужно знать. — Она нерешительно умолкла, словно боялась продолжать, и начала вертеть в пальцах ложку.
Стаси спокойно встретила взгляд Лорен.
— Конечно, нет, — солгала она. — Однажды поздно вечером я пришла к: нему домой, но я сделала это по приказу Рея Джордана. чтобы передать Дирку инструкции. Между нами ничего не было. Я ушла через двадцать минут. С этого момента до тех пор. пока мы не расстались на острове Уэйк, у нас были сугубо деловые отношения.
— Я понимаю, что это, должно быть, выглядит глупо. Дирк и я часто поступали каждый по-своему, когда речь шла о том, чтобы встречаться с другими мужчинами и женщинами, но мне хочется быть уверенной, что я была единственной, кто был близок с ним перед концом.
— Вы любили ею сильнее, чем вам казалось, не правда ли?
Лорен чуть кивнула.
— Да, я поняла это слишком поздно.
— У вас будут другие мужчины, — сказала Стаси, пытаясь быть любезной.
— Но никто не сможет занять его место.
Тут к ним подошел официант, неся заказанные ими коктейли. Стаси подняла свой стакан.
— За Дирка Питта, чертовски хорошего человека.
Они сдвинули стаканы.
— Чертовски хороший человек, — повторила Лорен, и слезы, наконец, потекли из ее глаз. — Да, именно таким он и был.
Глава 75
В столовой тщательно охраняемого дома где-то в штате Мэриленд, в сельской глуши, Джордан сидел за завтраком с Хидеки Сумой.
— Могу ли я сделать что-нибудь, чтобы скрасить ваше пребывание здесь? — спросил Джордан.
Сума помолчал, смакуя нежный аромат утиного супа с лапшой, зеленым луком, редисом и золотистой икрой. Он заговорил, не поднимая глаз.
— Вы могли бы сделать мне одну любезность.
— Да?
Сума кивком указал на агента службы безопасности. стоявшего у двери, и его напарника, подававшего еду.
— Ваши друзья не позволяют мне повидать повара. Он очень хорош. Мне хотелось бы передать ему мои комплименты.
— Она стажируется в одном из лучших японских ресторанов Нью-Йорка. Ее зовут Натали, и в настоящее время она выполняет специальные заказы правительства. Сожалею, но вы не можете быть представлены ей.
Джордан внимательно изучал лицо Сумы. На нем не было видно ни враждебности, ни чувства разочарования или безысходности от того, что его изолировании и подвергли заточению в тщательно охраняемом помещении, — ничего, кроме крайнего самодовольства. По его виду трудно было поверять, что его систематически обрабатывали наркотиками и затем заставляли долгие часы отвечать на вопросы в течение более чем четырех недель. Его глаза по-прежнему смотрели твердо, как оникс, из-под челки седеющих волос. Но так оно и должно было быть. Благодаря постгипнотическому внушению, которому его подвергали подчиненные Джордану специалисты по допросам, Сума не помнил и не понимал, что он ежедневно поставляет группе весьма заинтригованных ученых и инженеров массу технических данных. Его память изучалась и тщательно обшаривалась, так осторожно и тонко, словно этим занимались профессиональные воры, которые, обыскав дом, оставляют все вещи точно там, где они их нашли.
Должно быть, подумал Джордан, это один из тех немногих случаев, когда американская разведка действительно получала иностранные промышленные секреты, которые могли оказаться полезными.
— Какая жалость. — Сума пожал плечами. — Мне бы хотелось нанять ее, когда я уеду отсюда.
— Это невозможно, — честно сказал Джордан.
Сума покончил с супом и отставил чашку в сторону.
— Вы не можете продолжать, задерживать меня.. как обычного преступника. Я не какой-то крестьянин, которого вы арестовали, вытащив из сточной канавы. Я полагаю, что вы будете достаточно благоразумны, чтобы освободить меня без дальнейших проволочек.
Никаких жестких требований, всего лишь завуалированная угроза от человека, которому не сообщили, что вся его невероятная власть полностью исчезла после того, как по всей Японии было объявлено о его смерти. Были совершены соответствующие церемонии, и его дух уже был причислен к сонму героев, которым поклонялись у храма Ясукуни. Сума не имел ни малейшего представления, что для внешнего мира он уже не существовал. Ему также ничего не сообщили о смерти Цубои и Ёсису и уничтожении центра «Дракон». Как он считал, заминированные автомобили Проекта «Кайтен» все еще были надежно спрятаны.
— После всего, что вы пытались совершить, — холодно ответил Джордан, — вам еще повезло, что вы не предстали перед международным трибуналом по обвинению в преступлениях против человечества.
— У меня есть божественное право защищать Японию. — Тихий, повелительный голос донесся до Джордана, словно Сума вещал с церковной кафедры.
У Джордана от раздражения выступили розовые пятна на висках.
— Кроме того, что ваше общество самое замкнутое и изолированное на свете, главная проблема, которая осложняет отношения Японии с остальным миром, что у лидеров вашего делового мира нет никакой этики, никаких принципов честной игры, как их понимают на Западе. Вы и ваши высокопоставленные администраторы верят, что они вправе поступать в отношении других стран так, как они никому бы не позволили действовать в отношении Японии.
Сума взял чашку чая и выпил ее.
— Честь высоко ценится в японском обществе. Наши чувства долга и преданности имеют очень глубокие корни.
— Да, конечно, преданности самим себе, за счет остальных, скажем, иностранцев.
— Мы не видим каких-либо принципиальных отличий между экономической войной и настоящими боевыми операциями, — вежливо ответил Сума. — Мы рассматриваем индустриальные страны как наших противников на огромном поле боя, где нет никаких правил поведения, никаких торговых соглашений, которым можно было бы доверять.
Безумие, звучавшее в этих словах, вместе с холодной реальностью ситуации, вдруг показалось Джордану удивительно нелепым. Он понял, что было бы бесполезно пытаться сбить с Сумы спесь. Возможно, этот сумасшедший был в чем-то прав. Америка в конце концов действительно может распасться на отдельные страны, в каждой из которых будет править та или иная раса. Он выбросил из головы эту неприятную мысль и встал из-за стола.
— Мне нужно идти, — сухо сказал он.
Сума смотрел на него.
— Когда я смогу вернуться в Эдо-Сити?
Джордан с минуту задумчиво смотрел на него.
— Завтра.
— Я буду рад этому, — сказал Сума. — Проследите, пожалуйста, чтобы один из моих частных самолетов ждал меня в аэропорту имени Даллеса.
Какой наглец, подумал Джордан.
— Я свяжусь с нашим посольством, чтобы они обеспечили самолет.
— Удачного дня, мистер Джордан.
— Удачного дня, мистер Сума. Я надеюсь, вы простите меня за все причиненные неудобства.