Софья Алексеевна. Как трогательно! Любочка, не стой столбом, налей еще вина Иосифу Аристарховичу. Надя, ты хотела произнести что-то поэтическое? Самое время.
Надежда. Уже нет, мама. Я вспомнила, что папа не любил поэзии. Поэтому я была вынуждена пойти не в литературный, а в институт иностранных языков.
Софья Алексеевна. Мне помнится, была другая причина.
Надежда. Да, папа тогда решил открыть представительства своей компании за рубежом. Ему был нужен человек, говорящий на английском и испанском языках. Но не первый встречный, а тот, кому он бы мог всецело доверять. Его выбор пал на меня. И я покорилась.
Вера. Подумаешь, какая жертва! По настоянию папы мне пришлось отказаться от мечты стать актрисой. Я закончила юридический, чтобы вести дела его компании. Но это обстоятельство не помешает мне сегодня сказать – я благодарна своему отцу за его дальновидность. Сейчас я зарабатываю намного больше любой актрисы.
Надежда. Но ты могла бы стать знаменитой. Как Татьяна Доронина или Мэрил Стрип. У тебя был талант! Чем это было хуже?
Вера. И зависеть от пристрастия режиссеров и изменчивых вкусов толпы? Нет уж, увольте! Меня устраивает моя нынешняя жизнь. Жаль, что тебя твоя – нет. Впрочем, ты всегда была не от мира сего. Как вспомню твои стихи… Бр-р! Сколько в них слащавости, наивного романтизма!
Надежда. Когда-то они тебе нравились.
Софья Алексеевна. Девочки, не ссорьтесь! Надя, не хочешь читать стихотворения, не надо. Просто выпей вина за упокой души своего отца. Никто из нас тебя не осудит.
Надежда. Нет, я все-таки прочту! (Встает и декламирует).
Когда мои глаза закроешь ты навек,
Коснись их долгим-долгим поцелуем.
Тебе расскажет взгляд последний, чем волнуем
Безмерно любящий пред смертью человек…
Софья Алексеевна. Надя, достаточно! У меня сейчас от переизбытка чувств начнется головная боль. А твоему покойному отцу это не понравилось бы.
Надежда. Да, мама. (Садится).
Мышкин. Это твои стихи?
Надежда. Я уже давно ничего не пишу. Только иногда перевожу чужие. Это стихи знаменитого бельгийского поэта Эмиля Верхарна. Тебе понравилось?
Мышкин. Очень!
Софья Алексеевна. Меньше поэтических восторгов, Алексей. Ты же рыбак, а не красна девица! Лучше скажи в прозе несколько слов о своем покойном тесте. Ведь тебя он, надеюсь, не принуждал занять кресло генерального директора одного из своих предприятий?
Мышкин. Нет, сначала я даже был рад этому. Но цена оказалась слишком высока. Судно дало течь и потеряло плавучесть.
Софья Алексеевна. Как тебя понимать?
Надежда. Алеша, не надо!
Вера. Нет, почему же! Пусть продолжает.
Мышкин. Я все сказал.
Вера. Тогда то, на что только намекнул мой вечно пьяный муж, доскажу я. Он жалеет себя. Ведь ему пришлось жениться по желанию Кичатова на его старшей дочери. Та, избалованная с детства любящим отцом и его деньгами, считала себя неземной принцессой, а потому была слишком разборчива, и в результате осталась старой девой. Алексей пожертвовал собой, за что и был вознагражден должностью генерального директора. О чем после горько пожалел и запил с горя. Не так ли, Алексей?
Софья Алексеевна. Разумеется, не так, Верочка. Ты просто глупо ревнуешь Алексея.
Вера. К кому? К этой блаженной дурочке, моей младшей сестренке, с которой они вечно прятались по темным углам и шушукались, как стасики? Вот еще! Я ведь сама свела их, желая избавиться от надоедливых приставаний Нади. Я к тому времени уже повзрослела, меня занимали серьезные проблемы. А ей нужен был восторженный слушатель ее наивных детских стишков.
Надежда. Какая ты злая, Вера!
Вера. Скажи спасибо отцу, который настоял на том, чтобы ты вышла замуж за Павла. И будь благодарна мне за то, что я избавила тебя от этой размазни в штанах. Представляю себе вашу семейную жизнь с моим муженьком! Так приторно-сладко, что тошнота подступает к горлу.
Мышкин. Если хочешь, то вместо Нади тебя поблагодарю я. Но ее оставь в покое. Изливай свою желчь на меня, если уж не можешь без этого.
Софья Алексеевна. Дети, дети, не ссорьтесь! Сейчас я особенно жалею, что Кичатов ушел от нас. При нем вы не посмели бы вести таких разговоров! Лучше выпейте за упокой его души.
Любовь наливает вино в бокалы. Все замолкают и начинают есть и пить. Какое-то время тишина нарушается только звоном столовых приборов и бокалов. Заманский встает и отходит к камину, знаком пригласив за собой Софью Алексеевну. Та подходит к нему.