— Солветр! Солветр, иди-ка сюда!
И, едва дворецкий появился на пороге холла, вынырнув из темного коридора, Вельмина всучила ему цветы.
— Поставь их в воду, будь добр, — а сама метнулась в смежную гостиную, к зеркалу, торопливо приглаживая выбившиеся из прически локоны.
Оглядела себя — низкорослая, костлявая и смуглая. Только жемчуг и спасает. Зачем она такому видному мужчине, как Ариньи?
Но делать было нечего, и Вельмина мужественно двинулась к выходу.
…Это оказалась новенькая самоходная повозка, за рулем которой никого не было. Ариньи медленно мерил шагами тротуар, но как только Вельмина вышла, заулыбался, словно довольный котяра. Его улыбка тоже Вельмине не понравилась, но она, помня о счетах и подаренном букете, подошла к нему.
— Вот и ладно, — Ариньи нервным жестом провел рукой по гладко зачесанным волосам, — позвольте, помогу вам разместиться.
— Вы сами поведете экипаж? — только и спросила Вельмина.
— Конечно. В Аривьене у меня была коллекция таких экипажей, от одноместных до самых крупных, с тремя диванами.
Он подал руку, и Вельмина, опираясь на нее, забралась по откидной лесенке и уселась в пухлое кресло рядом с креслом возницы. Ариньи сложил лесенку ловким нажатием на какой-то рычаг, а сам попросту запрыгнул на свое место. Вельмина с интересом рассматривала устройство повозки. Такие штуки завезли в Селистию именно из Аривьена, и придумали их именно там — потому что в Аривьенне в основном занимались алхимией неживого и преобразованием веществ, тогда как в Селистии была повальная мода на трансмутацию живых тканей. Дальше всех в своих изысканиях продвинулась королева, сделав из человека настоящего дракона. Кому-то из мэтров удалось превратить человека в волка, и один мэтр так и застрял в этом состоянии: теперь он жил в зоологическом саду Нижней Пантеи, и на него указывали детям, мол, вон до чего довела наука.
Прямо перед креслом возницы — Вельмина попросту не знала, как ещё назвать человека, управляющего таким аппаратом — из деревянной панели торчала горизонтальная рейка, обшитая кожей, а из пола вырастала целая гроздь рычагов с блестящими полированными рукоятками. Суд по тому, как уверенно легли пальцы Ариньи на один из рычагов, управлять повозкой он собирался именно ими.
— Вы ездили на этом раньше? — все же спросил он, чуть снисходительно.
— Ездила, — честно ответила Вельмина, но промолчала, что и езда ей не сильно-то нравилась.
Мягкий толчок где-то под ногами — и повозка неторопливо покатилась по улице. Вельмина запоздало сообразила, что ее наверняка увидят соседи и знакомые, и на следующий день вся Пантея будет знать о том, что маркиза де Триоль не соблюдает траур, а сразу же бросилась на шею наместнику, но было поздно что-то менять. Поэтому она спокойно сидела и смотрела по сторонам — на вечернюю улицу, на фигурно стриженые малахитовые кипарисы, на светлые фасады домов и затейливые ограды. Над Пантеей повисли сумерки, и небо было нежно-лиловым, каким оно бывает только по весне, и на клумбах алыми мазками распускались тюльпаны, и кусты жасмина уже были усыпаны белыми звездами. Вельмина вдохнула поглубже и невольно улыбнулась. После королевской тюрьмы даже воздух казался невероятно вкусным.
— Куда мы едем? — спросила она у Ариньи.
— Я позволил себе заказать столик в «Звезде Пантеи».
— Что обо мне потом скажут, ваша светлость?
— Дэррин, — сердито поправил он, — мне будет крайне приятно, если вы перестанете тыкать мне в лицо этой «светлостью». И, честно говоря, плевать я хотел, что потом скажут… Но скажут ли? Местные аристократы будут молчать, потому что понимают, что хозяин поменялся, и что они целиком и полностью зависят от того, будет ли новый хозяин к ним благосклонен.
«Понятно», — подумала Вельмина, а вслух спросила:
— Зачем вы подарили мне раба… Дэррин? Разве в Аривьене до сих пор есть рабство?
— Конечно, есть. И, полагаю, это правильно. В рабство в основном попадают преступники или банкроты. Кроме того, банкрот может продать в рабство кого-нибудь из своей семьи, и даже необязательно до конца жизни. По-моему, все справедливо.
— Но зачем вы подарили мне умирающего раба? Вы же видели…
Тут Дэррин фыркнул.
— Умирающего? Хотел бы я быть таким умирающим! Его пока скрутили, он одного нашего парня помял так, что тот теперь в госпитале с переломаными ребрами, а другому сломал руку. Пусть скажет спасибо, что я его не вздернул сразу же! Впрочем, — он покосился на Вельмину, — если он будет валять дурака и плохо работать, вы можете его мне вернуть. Я его повешу.
Вельмина промолчала. Все сводило к тому, что тот мужчина, который сейчас спал в гостевой спальне, был попросту к чему-то — или к кому-то — привязан, и когда привязка разорвалась, он и начал умирать.