Однако имя Кёна привело в себя, выдернув из затягивающего самокопания и неожиданно вернув надежду.
— А он-то откуда об этом узнал?!
Отец пожал плечами и так горько вздохнул, что Айлин наконец обратила на него внимание. Ойра милосердная, да он же постарел лет на десять за время их разговора! Лицо серое совсем, морщины на лбу, руки, кидающие камни, чуть дрожат: то ли от напряжения, то ли от ощущаемого отчаяния. Что он ей только что сказал? Что считает ее родной дочерью, несмотря на то, как решили боги. И какое тогда Айлин имела право сомневаться в его словах? И изводить его собственными предрассудками?
— Я бы дорого дал, чтобы начистить физиономию тому, от кого он получил такие сведения, — проговорил наконец отец и сжал кулаки. Потом решительно посмотрел на Айлин. — Солнышко, пожалуйста, не расстраивайся и не принимай все это близко к сердцу. Я всю ночь думал, есть ли какая-то возможность оградить тебя от такой правды, но потом решил, что лучше тебе ее знать, чтобы не попасть в очередную ловушку.
— Ловушку? — недоуменно переспросила Айлин и только тут вспомнила, по какой причине отец упомянул Кёна. Так тот что же, всерьез тогда про замужество говорил? И к родителям ее свататься пришел? И… и… Что они ему ответили?.. — Н-надеюсь, вы отказали этому уроду? — запнувшись от ужаса, спросила она. В голове в секунду нарисовалась кошмарная картина свадьбы по сговору: самодовольный и гордый, будто индюк, жених; заплаканная, беспомощная, словно птичка в клетке, невеста, и…
Совершенно убитый Дарре, поломанный болью в спине и возненавидевший Айлин пуще своих мучителей.
А потом…
— Он же Эдрика!.. Хлыстом!.. И Хедина!.. До этого еще!.. И старушку!.. Он вообще никого!.. Он же!..
Глаза в секунду застлали слезы — крупные, горькие, обжигающие, — и Айлин не заметила, как отец поднялся на ноги и шагнул к ней, и только почувствовала, что погрузилась в его крепкие объятия — отводящие все беды и защищающие от всех гаденышей.
— Мы напоили его компотом со слабительным, — быстро пробормотал отец ей в волосы, чтобы ни одной лишней секунды его Айлин не пришлось мучиться. — А потом очень медленно составляли список условий, на которых он готов взять тебя в жены. Записывали, уточняли, обговаривали. Дали ему перечитать и начали оформлять второй экземпляр. Вот тут-то он и не выдержал. Видела бы ты его лицо — это ж картину маслом писать. Сама выразительность. Маялся, корчился: как это он перед нами, челядью, свою слабость покажет? Так про уборную и не спросил. Боюсь только, не добежал он до цели: уж больно градоначальничье жилье от нашего далече. Разве что добрые люди гостеприимно двери перед ним распахнули. Я, правда, таких не знаю. А ты?
Айлин, не удержавшись, рассмеялась. Руки отца надежно обнимали ее за плечи, согревая привычным теплом, и отличие текущей в его жилах крови от ее перестало иметь значение.
— Надеюсь, ты использовал то самое слабительное, что давал мне в Окинос? — уточнила она. — Которое потом еще неделю дает эффект в самое неподходящее время?
— Вне всякого сомнения, — отозвался отец. — А список условий можешь потом дома почитать. Мне особенно понравились пункты про запрет на поедание тобой сырого лука после захода солнца и наличие в твоем кошеле суммы, превышающей семь рольдингов. Я долго торговался, Айлин, выбивая по шнокелю и уверяя, что тебе просто жизненно необходимы эти монеты, а он кривился в муках, и не знаю, что в тот момент страдало больше: его кишечник или его самолюбие.
Обязательно потом в госпитале список повешу: пусть пациенты забавляются — так и вылечатся быстрее.
Айлин снова хихикнула, однако тут же в испуге вцепилась отцу в руку.
— Только Дарре не говори! — предупредила она. Эйнард посмотрел на нее с настороженностью.
— То есть твой жених не в курсе интереса Кёна? — уточнил он. Айлин замотала головой.
— Конечно, нет! Если узнает… Он же не ты, он не станет ждать, пока слабительное подействует. Приложит хорошенько… А что дальше, ты и сам понимаешь.
Эйнард вздохнул: да, пока Дарре сохранял драконью ипостась, все законы о бесправии ящеров имели к нему самое непосредственное отношение. А значит, следовало быть осторожными.
— Сложное у него положение, — согласился Эйнард. — Однако беда еще и в том, что все тайное рано или поздно становится явным. И, боюсь, без своевременного предупреждения Дарре придется еще хуже. Да и ты можешь попасть в переплет.
Айлин вздохнула, снова прижалась к отцу и наконец тоже его обняла.
— Всегда будешь любить? Обещаешь? — негромко спросила она. Эйнард погладил ее по волосам. С моря дул противный, совсем не июльский ветер, но на душе у Эйнарда снова стало тепло.