Кому он ее отдаст? Глотку перегрызет любому, кто посмеет на Айлин позариться. А ее утащит, как грозился будущей теще, туда, где нет ни одной живой души, и до умопомрачения будет доказывать, что именно он ей нужен.
— Я не бревно, — пробормотал он Айлин на ухо, снова привлекая ее к себе. — Это ты мое мучение. Я за себя отвечать перестаю. Каждый раз боюсь, что справиться с собой не сумею. Сорвусь, как всегда срывался, и испорчу все.
— Как ты можешь все испортить? — недоуменно спросила Айлин. Дарре подавил смешок. Как? Например, пойти и измочалить этого Кёна. За все: за Айлин, за Ану, за шантаж, за презрение его вечное, в грязь втаптывающее. Драконья сила позволит одержать верх, какими бы Кён приемами не владел. Да только потом одна дорога — на эшафот, даже без разбирательства.
Или подвести Эйнарда во время какой-нибудь сложной операции, потому что опять об Айлин замечтался, вспоминая ее ласковый взгляд, ее сладкие обещания, ее доверчивость и совершенно головокружительную отзывчивость. Одергивал себя, напоминая, что одна такая оплошность — и Эйнарду даже на дверь ему указывать не придется. Дарре сам уйдет, плюхнувшись в привычную неполноценность.
Или отпустить себя и напугать, отвратить Айлин собственной несдержанностью. Дарре понятия не имел, хватит ли ему силы воли вовремя остановиться, и не хотел торопить события. Сначала Айлин должна почувствовать себя защищенной, став его женой, а уж потом…
Потом он заставит себя поверить в то, что боги не играют с ним. А пока мог только стараться ради Айлин, чтобы у нее не было ни единого повода пожалеть о своем выборе. Если она будет с ним счастлива…
— Я счастлива с тобой, Дарре, — прошептала она ему в плечо — будто мысли прочитала. — Ни на секунду не желаю разлучаться. Если бы можно было, то прямо сегодня… Но я хочу, чтобы у тебя был мой оберег. Я должна тебя защитить, понимаешь?
— От кого? — с трудом разгоняя шум в чересчур легкой голове, спросил он. Айлин коснулась губами его шеи, окончательно лишая связных мыслей.
— От всего мира, — чуть сдавленно ответила она и оставила следующий поцелуй — чуть выше и чуть жестче. — Потому что ты только мой, — Дарре судорожно вдохнул, когда она поднялась еще выше и поцеловала еще горячее. — Мой личный… — она перекинулась на другую сторону, вынудив Дарре закусить губу, чтобы слишком уж откровенно не выдать собственное состояние. — Ночной всполох…
— Смеешься?.. — кое-как выговорил он, потому что ее руки так крепко сжали его затылок, что вместо всего мира, от которого его требовалось непременно защитить, осталась одна только Айлин — дерзкая, жадная, единственная…
Сколько они потом целовались, забыв о своих намерениях, только Ойре известно, а сколько Дарре положил усилий, чтобы не зайти слишком далеко, ведомо лишь шутнику Энде. Но в один из моментов просветления Айлин вдруг посерьезнела, подобралась вся и снова вцепилась Дарре в руку, словно именно в этом находила поддержку.
— Я папе неродная дочь, — призналась она без всяких предисловий. Дарре удивленно качнул головой. Скажи это не Айлин, ни за что не поверил бы — так Эйнард любил ее. Но Айлин лгать, да еще так, не имело никакого смысла, и Дарре, вспомнив, с чего началось сегодняшнее свидание, смог связать все воедино.
— Кён этим и пытался Эйнарда шантажировать? — спросил он и, получив положительный ответ, хмыкнул: — Совсем сбрендил!
Айлин вздохнула так, словно Эйнард помимо рассказанной правды еще и отрекся от дочери. Но уж в это Дарре точно не верил.
— Тебя это не смущает? — осторожно спросила Айлин и погладила его пальчиком по груди. А потом, увидев недоуменный взгляд, уточнила: — Ну, то, что я… незаконнорожденная?
— А я тогда кто? — не удержался Дарре. — Настоящих родителей вообще никогда не видел. Приемная мать меня знать не желала. И только люди усыновили — я даже слова такого не знаю, которым меня назвать можно было бы. Если только…
— Чудо… — негромко оборвала Айлин и улыбнулась его оторопевшему виду. — Это самое подходящее для тебя слово. Ну разве что после бревна бесчувственного.
— Я не бревно! — в шутку возмутился Дарре, чувствуя, как от первого определения и еще больше от голоса Айлин, которым оно было произнесено, по груди разлилась благодарная нега. Как же он целых шесть лет девчонку эту изумительную не понимал? Она же богами для него создана!
Никогда не пожалеет!
Дарре подхватил ее на руки и, ничего не объясняя, уверенно зашагал по направлению к реке. Остановился только на живописной полянке, откуда открывался очень красивый вид на крутые берега и высившийся сразу за городскими стенами сосновый бор.