Тиле еще хватило сил запретить Айлин приближаться к стенам Армелона.
— Он не отдаст ребят, — сдавленным, совершенно бесцветным голосом выговорил он. — Только получит еще одного заложника для полноты коллекции.
Тила не помнил, как оказался возле главных ворот, где к тому времени обосновались все неравнодушные горожане. Он за какие-то минуты провернул кучу дел: передал почти бездыханную от ужаса жену Эйнарду, поручив тому заботу о ней и охрану Айлин; угомонил зашедшуюся в крике мать Джеммы, угрожающую обездвижить каждого, кто рискнет прикоснуться к ее дочери; поднял дружину по боевой тревоге, но самого главного сделать не смог. Он оказался не в состоянии придумать, как помочь сыновьям, болтающимся сейчас между небом и землей, считающим мгновения до своей гибели и страстно желающим, чтобы родители нашли способ их спасти.
Хедин боялся высоты до смерти. Он совсем мальцом забрался на верхушку дерева, а слезть не смог, просидев там несколько часов, покуда охотники его не обнаружили и какими-то правдами и неправдами не спустили вниз. Хедин так и не признался тогда, что ему понадобилось наверху, но с тех пор, едва оторвав ноги от земли, начинал паниковать и перестал владеть собой. И Тила даже представить себе не мог, что чувствовал сейчас его старший сын, надеясь только, что тот не наделает глупостей и не урежет и так слишком короткий срок. Потому что Эдрик точно не сможет ни образумить, ни удержать брата: слишком хрупким и слабым он был — любимый сын, доставшийся им женой невероятно дорогой ценой.
Ильга, нося Эдрика, подцепила в госпитале какую-то нездешнюю болезнь. Ее лихорадило днем и ночью, но она отказывалась принимать лекарства, боясь навредить ребенку, и Эйнарду пришлось сделать доросово рассечение на восьмом месяце беременности, чтобы спасти жизнь хотя бы сестре.
Тила сам выхаживал новорожденного Эдрика, которому даже Эйнард давал один шанс из двадцати. Но Тила знал наверняка, что, если погибнет Эдрик, умрет и Ильга: просто перестанет бороться со съедавшей ее болезнью и быстро угаснет, оставив их с Хедином одних. И Тила, забыв про свою дружину и статус воина, сделался преданнейшей сиделкой. Сутками не спал, выполняя все указания Эйнарда и Ильги и не чураясь самых трудных заданий, превратившись за пару недель в тень самого себя, но все-таки добившись благосклонности богов.
Ильга с тех пор ласково называла его не иначе как кудесником, а Эдрик первым словом выговорил «папа», растрогав Тилу до слез, которых он по-прежнему невозможно стеснялся.
Ничего на свете Тила не боялся сильнее, чем пережить кого-то из детей. И теперь, глядя на их ненадежную тюрьму, способную в любую секунду стать его сыновьям могилой, он должен был придумать идеальный план спасения. Чтобы никто не пострадал и чтобы злодеи были наказаны. И от отдельных армелонцев, подошедших к воротам и ждущих его решения, уже звучали требования объяснить, как Тила собирается выручать их детей. И он обязан был ответить.
Но губы вместо этого шевелились лишь в беззвучной молитве к Создателям, предлагая жизнь беспечного отца за жизни безвинных мальчишек. А время шло, приближая страшное и делая его неизбежным.
Если бы Кёну понадобился главный обидчик, Тила без единого колебания принес бы себя в жертву, пусть даже ему предстояло бы стать пищей для ящеров, пусть даже он ничего не изменил бы своей гибелью, но, во всяком случае, сделал бы все возможное. А сейчас мог только презирать собственную слабость и отмерять секунды разрывающей голову болью: Тила был бессилен.
— Я поговорила с Нетелл, — негромкий голос Арианы подействовал на Тилу, как разорвавшийся снаряд: он и забыл, что там, наверху, была и ее дочь. — Она разрешила Джемме помочь нам.
— Помочь? — с трудом воспринимая слова, переспросил Тила. Ариана кивнула: прямая и собранная, словно на эшафоте своего дракона защищала, а не растерявшемуся Тиле на подмогу пришла.
— Синим ящером управляет наездник, — объяснила она. — Нетелл сказала, что он с определенной периодичностью капает толику зелья в рану на шее дракона, вынуждая того повиноваться человеческому голосу. Если команду будет отдавать другой человек, ничего не изменится.
— Я могу снять наездника, — почувствовав появляющуюся надежду, начал соображать Тила. — Но никто из нас не докричится…
— Не надо кричать, — возразила Ариана. — Джемма, обернувшись ящером, незамеченной подберется к дракону, уколет наездника обездвиживающим ядом и займет его место. А потом заставит ящера опустить детей на землю.