Лил позволил себе закричать в голос от боли, хотя, кажется, больше душевной, чем физической. Гадко, конечно, что испортил почти новые башмаки — и особенно мерзко будет, если это заметит Ариана, — а нога — Энда с ней! — заживет: на драконах все заживает. Даже повода сыграть на Арианиной жалости нет, а Лил уже и на нее был согласен. Докатился!
Перевязав кое-как раны, чтобы остановить кровь, он продолжил охоту. Но вскоре оказалось, что быстро бегать с поврежденной ногой, а уж тем более лазить по деревьям было очень неудобно. Поняв, что и сегодня не получится порадовать родных свежей зайчатинкой, Лил от души помянул Энду и, прихрамывая, отправился домой.
Ариана, как всегда, смолчала, поставив на стол куриный суп. Они уже пару лет разводили на заднем дворе хохлатых, но Ариана никак не могла научиться сворачивать им шеи, всякий раз оставляя эту обязанность Лилу. Он на охоте привык ко всему и был рад избавить жену от неприятных дел. Как какое-то доказательство того, что она не может без него обходиться. Оказывается, может. Даже если эту несчастную курицу прикончила не она, а кто-то из ребят, Лил им все равно оказался не нужен. С курами они и без него проживут.
Лил неожиданно замерз. Сначала сердцем, потом всем телом, ощущая холод физически. Окоченели пальцы рук и здоровая нога. Вторая, напротив, горела и болела все сильнее. Лил заставил себя проглотить Арианин суп, почти не чувствуя вкуса, наскоро поблагодарил и поднялся в спальню. Там размотал ногу и даже присвистнул от изумления.
Ступня опухла и то ли покраснела, то ли посинела. Вокруг ран образовались отвратительного вида нарывы: черные дырки в фиолетовом обрамлении. Лил не видел у себя таких никогда в жизни. А ведь и в капканы попадал, и на эшафоте вон всю прелесть казни прочувствовал, и от кочевников по полной получил. И все заживало само собой. Возможно ли, чтобы зубцы капкана были обработаны каким-то ядом? Лил вспомнил, как освобождал ногу, но запахов посторонних тогда не чуял. Почему же раны так воспалились? Неужели оберег перестал действовать? Он охранял почти тринадцать лет, пока Ариана любила. Значит, больше не любит?..
Сердце окоченело в секунду. Ломота от ран поднялась по телу, вызывая то дрожь, то приливы жара, бросая в липкий пот, вынуждая зубы стучать, заливая необъяснимой слабостью и желанием только упасть в кровать и отрубиться, чтобы не чувствовать ни этих уничтожающих приступов, ни тупой разъедающей боли от того, что он окончательно разочаровал Ариану…
Когда Лил не спустился к завтраку, Ариана не удивилась: он теперь каждый день с самого утра уходил на охоту, словно стремясь вырваться из черной полосы, или, быть может, не желая находиться рядом с женой ни одной лишней минуты. А Ариана, прозлившись первую ночь, искренне надеялась, что сможет исправить ситуацию, едва увидит своего Лила. Их чувства были проверены временем и испытаниями и не могли исчезнуть из-за одной ссоры. И она хотела как можно скорее в этом убедиться.
Ариана, конечно, была с мужем слишком сурова. И откуда только взялся этот тон и это имя, за которые она теперь сама себя ненавидела? Кажется, пережитое за день не слишком благостно отразилось на ее рассудке, и она, повторяя ошибку сына, обидела самого дорогого человека на свете.
Ариана в первую же бессонную ночь поняла, как была не права. Просто взглянула на ситуацию глазами Лила, влезла в его шкуру и обо всем догадалась. Никогда ее муж не был жестоким человеком и не мог упиваться страданиями Дарре, как показалось на мгновение. Он просто снова защищал свою семью — как мог, как умел. Почему же не сказал об этом Ариане? И почему после возвращения с охоты даже не взглянул на нее ни разу, словом не обмолвился, улыбки не подарил? Обиделся из-за ее обвинения? Но это было совсем не в духе Лила: не умел он обижаться, всего себя отдавая Ариане и детям и прощая им любые капризы. Разочаровался в жене из-за ее подозрений? Из-за того, что она ему не доверяла и могла подумать гадости? Вот это уже вернее. Лил всегда был слишком высокого о ней мнения, считая идеалом, и Ариана изо всех сил старалась соответствовать. И вот сорвалась. Но неужели одна ошибка может стать приговором? Ведь все же рано или поздно ссорятся, а потом мирятся и живут дальше. Почему же Лил не хотел сделать даже шагу навстречу, на корню обрывая все Арианины попытки? Чего ей стоило просто, как ни в чем не бывало, вести себя с ним при детях, стараясь угодить, готовя любимые блюда, приберегая лучшие куски. Но Лил только сжимался, когда она подходила слишком близко, отгораживался, как много лет назад, пугая Ариану, вынуждая искать причины такого поведения. И не находить.