Словно кнут прошелся по искалеченной спине — так, что слезы на глазах выступили. Его вина в их размолвке — и нет в этом никаких сомнений. Покуда Дарре в этом доме не появился, Ариана с Лилом жили душа в душу, ни секунды друг в друге не сомневаясь и во всем поддерживая. А неделю назад…
Он отлично помнил взгляд Арианы на мужа после своего оборота. Как бы ни сжигала тогда боль в спине, а взгляд этот обжег в сто крат сильнее. Не простила Ариана Лилу показавшейся черствости. Дарре не сразу разобрал, почему Эйнард говорил, что другу теперь достанется. А нынче глаза открылись.
Виноват! Виноват! Виноват!
Да что ж он за существо-то такое, только всем мешает! Родители еще до рождения бросили, приемная мать терпеть не могла, новая семья божью немилость заслужила, едва только с ним связалась. Может, проклятие на нем какое, потому и отворачиваются все? Может, драконы знали об этом, потому и избавиться старались, а людям о проклятии неведомо, вот и страдают они теперь ни за что? Не зря же боги его в плен заманили и на растерзание двум уродам отдали. Он сдохнуть у них должен был, а не цепляться за ошметки бессмысленного существования! Тогда и страдать никому бы не пришлось!
А он жизнь выпросил. Как будто не знал, что никогда она ему не будет в радость. Не нужен он богам. И новой семье не нужен.
Дарре дернулся с кровати, но спину свело судорогой, впечатав в матрас. Он вцепился зубами в подушку, чтобы не завыть от страха и отчаяния. Он должен уйти, должен! Освободить Ариану и Лила от своего проклятия! Не позволить богам разрушить эту семью и их мир! Пусть лучше ему одному весь гнев их достанется — не привыкать! Лишь бы не брать на душу такой грех. Который невозможно простить.
Дарре судорожно вдохнул. Собраться, заставить себя! Он же заранее знал, что такое благоденствие долго не продлится. Набрался сил, залечил хозяйские отметины — пора и уходить. Пока не стало слишком поздно. Ариана и Лил никогда ему на дверь не укажут, собой пожертвуют из жалости, да только не по плечу ему такой камень на сердце. Слабак и трус! И смел еще на будущее надеяться. Какие-то сцены из чужих жизней рисовать. Как с Вилхе на охоту пойдут — руками куропаток ловить. Как для Аны горку из снега построит — Дарре видел такие на зимних гуляниях — и как она будет скатываться с нее с веселым смехом, от которого в груди горячо становилось. Как по весне вместе с Лилом порядок на заднем дворе наведет: там и баня обновления требовала, и курятник неплохо расширить было бы. Как Ариана с гордостью назовет его настоящим мужчиной, забыв о том, что он был всего лишь их покупкой. Изувеченным драконом, так глупо и отчаянно надеявшимся на чудо.
Он бы все отдал, только чтобы дверь спальни сейчас открылась и на пороге показалась Ариана. Чтобы она снова присела к нему на кровать, снова обняла, как неделю назад, снова сказала что-то такое, от чего все предыдущие мучения позабылись бы напрочь. Пусть уговорит, пусть убедит его в том, что все не так, как казалось! Что нет его вины в их страданиях! Что он на самом деле Дар, а не Проклятие!
Дар...
Дарре зажмурился, размазывая о подушку отвратительные слезы. Сколько времени у него осталось? Надо уйти до рассвета, чтобы не наткнуться ни на кого в доме. Иначе сил не хватит. Расквасится, зайдется в жалости к себе, да так и не переступит ставший родным порог. Мужчина, Энда его подери!
Спину снова скрутило, и Дарре не сдержал глухой стон. Кулаком заткнул подушку в рот. С ненавистью вжался в стену — так, что искры из глаз посыпались. Опять боги на крепость испытывают. Хватит ему крепости навстречу гибели шагнуть. Теперь-то уж точно хватит. Теперь есть, ради кого!
Выдохнул, оттянул подушку, разжал сцепленные на ней пальцы — как от последней защиты отказался. Что ж, решение принято, теперь уже будет проще. Надо всего лишь дойти до двери, спуститься по лестнице и вытолкнуть себя наружу. И бежать — не оглядываясь, не думая, не надеясь. Ничего больше не будет. Не для него.
Вилхе спал как убитый — или как совершенно счастливый мальчишка. Дарре воровато отвел взгляд: мерзость какая — завидовать брату. Еще бы крошке Ане позавидовал и пожелал ее родных отнять. Драконья благодарность!
Сжал зубы покрепче и рывком поднялся на ноги. В глазах потемнело, уши заложило от боли, но Дарре заставил себя сделать шаг. Всего три — потом можно вздохнуть. А пока — хоть ползком, хоть на ощупь…
Еще одно усилие — и в груди захолодело. Не будет пути назад. Лил сразу сказал: придется выбирать. А потом он поймет, смирится и отпустит. И не примет обратно, даже если Дарре племянником его по батюшке окажется. Решит, что сбежал. Что в свободу не наигрался. Что не оценил их заботу и не захотел принять их семью. А такое не прощается.