Эйнард кивнул в поддержку жены.
— Я осмотрел его раны и могу с уверенностью сказать, что не драконий яд им причина, — заметил он. — Человеческие шрамы по-другому выглядят, хоть не заживают точно так же. До конца жизни не заживают, Ариана! — добавил он и в упор посмотрел на свояченицу. Потом пронзил взглядом рванувшего к ней Лила. — А с тобой вообще разговор особый: тебя или никоим образом не должен был этот капкан из строя выбить, если ты у нас дракон, или к праотцам в тот же день отправить, если ты все-таки человек. Я груду книг по лекарству перелопатил с тех пор, как с вами двоими связался, но по-прежнему чувствую себя юнцом неразумным!
Ариана с Лилом переглянулись. Беанна нахмурилась, но младшая сестра только обхватила руки мужа, сомкнувшиеся на ее талии, и подставила шею для поцелуя. Лил прижался к ее коже губами и закрыл глаза.
— Дальше показывать? — чуть дрогнувшим тоном спросила Ариана. Беанна охнула и залилась краской. Эйнард хлопнул себя по лбу и разразился смехом облегчения.
Ариана развернулась, закинула руки мужу на шею и приникла к его неровно вздымающейся груди. Лилу очень тяжело давались любые проявления эмоций на людях. А тут еще и столь сокровенным делиться пришлось.
— Ты лучше всех, — шепнула Ариана так, чтобы совсем никто не мог слышать. Лил сомкнул объятия и поцеловал ее в лоб.
— Жизнь моя! — только для нее одной выдохнул он.
Между тем Эйнард, отсмеявшись, снова стал серьезным.
— Это только половина ответа, — заявил он. — Но вторую я, пожалуй, сам озвучу, а вы поправьте, если что не так.
Я «Правдивые сказания» почти наизусть выучил, пока объяснение нашел. Но все-таки выяснил, что у драконов невероятно сильная эмоциональная составляющая. От нее фактически его здоровье и жизнь зависят. Если дракон хочет жить, он может перенести самые невероятные испытания. А вот если по какой-то причине не хочет, то тут организм сам собой подчиняется, сбоит, фортеля всякие выкидывает. Признавайтесь, были проблемы перед той злополучной охотой?
Ариана вздрогнула и уставилась мужу в лицо.
— С ума сошел! — только и выговорила она. Лил кивнул, даже не пытаясь отрицать, и посмотрел на Эйнарда.
— Были, — твердо ответил он. — В голове у меня. Могу предположить, и у Дарре тоже в голове черте что после того, что хозяева с ним творили. Но он-то, поверь мне, очень хочет жить. Почему тогда не излечивается?
— Не может отпустить то самое воспоминание, когда его лишали крыльев, — угрюмо пожал плечом Эйнард. — Не хотел бы жить — умер бы от кровопотери и болевого шока. А он выдержал вот, оклемался даже… Нужно ему сильное и светлое потрясение — такое, каким вы с Арианой друг для друга были, — тогда и затянутся раны. Ну, если «Сказания» не лгут, конечно.
В гостиной повисла тишина, прерванная веселым гомоном вернувшихся младших детей и увещеваниями Айлин. Взрослые, как один, тут же расселись за стол и принялись раскладывать по тарелкам наготовленные Арианой вкусности. О Дарре никто больше не заикался. Только Ана возмущалась, что родители сейчас съедят самое вкусное, а мальчикам одни крошки останутся, и откладывала в отдельную плошку лучшие куски пирогов и индейки. Айлин с интересом поглядывала на кузину, а потом вдруг спросила, не боится ли та жить в одном доме с настоящим драконом.
— У меня папа — дракон, а я дочь дракона, — ответила Ана и посмотрела на Айлин в упор, вынудив ту смутиться. Айлин отвела глаза и прикусила язык: а ведь так хотелось узнать побольше про Дарре. Тетя, конечно, много рассказывала о нем, отвечая на все вопросы племянницы, но Айлин всего было мало. Эти минуты до появления Дарре были просто невыносимы. Они с Вилхе могли бы поторопиться и прийти к началу ужина, но мальчишки никогда не думают о других, только о себе. И поступают так же: чтобы только им было хорошо и удобно.
Айлин насупилась и принялась молча жевать свой кусок индейки. Вкуса она не чувствовала, сжимаясь, как пружина, прислушиваясь к каждому стуку во дворе, потому что казалось, что вот-вот — и откроются двери, раздадутся мальчишеские голоса, и на пороге появится…
«Ночной всполох»? Ах, какое гордое звучное имя!
Каким он сейчас стал? Айлин вспомнила их первую встречу: и эти обноски, и истерзанную спину, и слипшиеся от грязи волосы… И четвереньки тоже вспомнила, и передернулась то ли от жалости, то ли от неприятного ощущения брезгливости. Это чувство очень не нравилось Айлин, она старательно изводила его у себя, но оно возвращалось вновь и вновь, вынуждая стыдиться собственных мыслей. А ведь там, возле клетки, Айлин было все равно, как бедный драконыш выглядит. Совсем другие чувства полыхали в груди и рвались наружу. Откуда же сейчас взялась эта гадость? Словно Айлин возвела нового кузена на самый высокий пьедестал и не желала марать его светлый образ прошлыми неприглядностями.