Тетя Ильга была не слишком ласкова, зато справедлива. Всегда разбиралась в любой возникшей проблеме досконально и находила истинных виновных независимо от степени родства с ними. Наказывал дядя Тила, и Айлин была рада тому, что ей ни разу не довелось ни стать свидетельницей такой процедуры, ни попасть под его тяжелую руку. Правда, осуждающий взгляд перенести было ненамного проще, но и его Айлин через пару месяцев житья в Окиносе перестала на себе замечать.
Да и кузены оказались не такими заносчивыми хулиганами, какими казались вначале. Быть может, им не понравилось, что какая-то девица вдруг стала ближе к их матери, чем они сами. А возможно, они просто хотели подурачиться, и в отсутствие друзей тратили свою неуемную энергию на гадости для кузины. То какую-то склизкую мерзость в постель подкинут. То дверь уборной снаружи подопрут. То в рукомойник вместо чистой воды болотную жижу нальют. Доставалось им за такое, конечно, да только Айлин от этого было не легче, потому как дядины методы воспитания мальчишек только раззадоривали, и они придумывали такие каверзы, в которых доказать их вину было неимоверно сложно.
В конце концов, перепробовав все способы от слез до угроз, Айлин нашла идеальный вариант борьбы с этими оболтусами. Она стала готовить еду раздельно для каждого члена семьи и портить порции кузенов, в лучшем случае оставляя их голодными, а в худшем загоняя в уборную на всю ночь. Жаловаться родителям мальчишки были не приучены, к тому же в таком случае им пришлось бы каяться и в собственных шалостях, поэтому, когда Айлин предложила мир, тот был принят благодушно и без всяких промедлений.
Разница с кузенами в возрасте исключала настоящую дружбу, однако, перестав считать Айлин своим врагом, Хедин и Эдрик решили стать ее защитниками, оберегая от излишнего внимания горячих южных парней. Кроме того, они оказались отличными спутниками на прогулках, не боясь уходить далеко от дома и с радостью соглашаясь разведывать новые территории.
Айлин, правда, брала их с собой не всегда. Иногда уходила одна — к морю — и брела вдоль берега, насколько хватало сил. А потом садилась на теплый песок и беззвучно плакала, вспоминая всех тех, кого незаслуженно обидела и кто теперь так далеко, и неизвестно, что о ней думает и думает ли вообще. Бесконечная гладь воды почему-то не действовала умиротворяюще, как обещал отец тете Ильге, а, напротив, ворошила воспоминания, вытаскивая на свет самые постыдные и заставляя мучиться ими вновь и вновь.
Почему же Айлин раньше не понимала, сколь мерзко поступала? Думала, что бросает вызов замшелым взрослым, а на самом деле просто бесчинствовала и теперь словно видела себя со стороны и ужасалась содеянному.
Может, потому отец и отослал ее с родственниками в южные страны? Если тетя Ильга была больна телом, то у Айлин явно захворала душа. И ей требовалось срочное лечение. Вдали от подстрекательниц-подруг, от обиженных ею родных людей, от дома и не отпускающего то ли разочарования, то ли чего-то совсем другого…
Как бы то ни было, вернулась Айлин совершенно другим человеком. Ничего не осталось ни от той дебоширки, что уезжала из Армелона два года назад, ни от той наивной мечтательницы, которую жестоко окунули в реальность. Айлин стала сильной, спокойной и, пожалуй, немного жесткой женщиной, имеющей в жизни цель и собирающейся ее достигнуть во что бы то ни стало. Как отец однажды достиг. И расширенный дом подходил для этого как нельзя более кстати.
Беата ворвалась на кухню первой — словно огненный вихрь прошелся, сметая все на своем пути, — схватила самую зажаристую булочку и мигом отъела половину.
— В гости позвали, называется! — пробурчала она. — А покормить — ума не хватило! Чтоб я еще когда туда потащилась — старух развлекать! Матери надо — пусть сама проведывает! А с меня хватит!
Айлин с интересом посмотрела на младшую сестру, но возмущаться ее словами не стала. Во-первых, сама недавно такой же была: может, в крови у них шальное поведение? А во-вторых, не хотела ссориться. Все-таки родная кровь. И все-таки Айлин соскучилась.
— А Кайя где? — только и поинтересовалась она. Беата передернула плечами и схватила вторую булочку.
— Наверное, осталась дослушивать все истории их бурной молодости. Только тогда она и к ночи не вернется: этих болтушек один Энда заткнет. На том свете.
Айлин поджала губы, почувствовав в груди раздражение. Богини милосердные, как страшно, оказывается, воочию увидеть себя со стороны. Одно дело — представлять, и совсем другое — прочувствовать на себе. А ведь Беате только одиннадцать. Что же из нее дальше вырастет?