Айлин качнула головой, но рассказать правду почему-то не решилась. Не время еще было для этого. Сначала нужно другой вопрос выяснить.
— Пап, ты же скажешь мне правду? — очень серьезно спросила она. — Какой бы горькой она ни была?
И замерла, потому что отец вдруг изменился в лице, тяжело выдохнул, сжал зубы и только потом кивнул.
— Если тебе это действительно нужно, — сдавленно ответил он, и Айлин, сколь бы ни была загружена своими проблемами, не могла не почувствовать его отчаяния. Но что она такого сказала? Мог ли отец скрывать какую-то тайну, боясь разоблачения? Нет, это казалось совершенно невероятным.
— Очень нужно, — совсем тихо пробормотала она и отвела глаза. Сочиняй — не сочиняй, а от себя не уйдешь. Рано или поздно придется бухнуться в омут. — Ты слишком долго относился ко мне, как к маленькой девочке, оберегая и прощая все на свете. Пап, я… совсем тебя разочаровала, да? Так, что уже невозможно простить?
Эйнард вздрогнул от прозвучавшей в голосе дочери боли. Он-то после ее вступления неожиданно решил, что Айлин что-то разузнала о своем настоящем отце и теперь хотела услышать от него подтверждение. А она… Глупенькая!..
— Не за что мне тебя прощать, солнышко, — как можно мягче проговорил он, а потом, не удержавшись, пересел на скамью рядом с дочерью и нежно обнял ее за плечи. — Мы с мамой не меньше твоего виноваты в том, что произошло: увлеклись работой и не увидели, как нужны тебе. А ведь должны были: возраст-то самый опасный. Я сам в четырнадцать лет из дома ушел, решив, что лучше всех знаю жизнь, и бросив, по сути, на произвол судьбы мать и сестру. Благо боги сохранили мне жизнь, а потом и мозги вправили. Ненадолго, правда, судя по всему. Раз не увидел твоих проблем. И не захотел в них разобраться.
Айлин тихонько вздохнула. Легче почему-то не стало, хотя папа и сказал такие правильные, согревающие душу слова. Но он снова не услышал главного. Айлин не хотела, чтобы ее оправдывали: она приняла себя со всеми недостатками и стремилась во что бы то ни стало их исправить. Но как же объяснить папе? Чтобы они вновь не разошлись непонятыми?
— Пап, пожалуйста, — вздохнула она, все так же глядя в пол. — Я очень всех обидела и вовсе не хочу, чтобы ты брал мою вину на себя. Поверь, я способна отвечать за свои поступки и готова к тому, что меня ожидает. Мне бы только знать, что вы с мамой действительно в меня верите. Тогда и не страшно ничего.
— Мы никогда и не переставали верить, — тепло ответил Эйнард и искренне улыбнулся. — Потому и отправили тебя с Ильгой и ее семейством подальше и от нас, и от подруг, чтобы ты могла в спокойной обстановке все взвесить, осмотреться и решить, какой Айлин тебе хочется быть. Прости, что пришлось прибегнуть к такому суровому методу, но мы были уверены, что ты справишься и сделаешь правильный выбор.
— Только мне опять об этом рассказать позабыли, — грустно усмехнулась Айлин. Эйнард хмыкнул.
— А ты бы нас услышала? — поинтересовался он. Покачал головой. — Вот то-то и оно. Всему свое время. И, пожалуйста, не настраивай себя на худшее. В том, что случилось, мы все действительно виноваты ничуть не меньше тебя. Так что… не будем держать друг на друга зла. Мир? — и он протянул дочери руку. Айлин невольно улыбнулась этому жесту из детства и с удовольствием сжала ладонь отца.
Так они сидели довольно долго, словно пытаясь до конца избавиться от всех обид и вызванной ими холодности. Айлин прижалась щекой к отцовскому плечу и с нежностью ворошила в памяти какие-то давно забытые моменты. Потом вдруг спохватилась.
— У тебя дел, наверное, полно, а я тут со своими глупостями тебя отвлекаю, — встревоженно спросила она. Эйнард качнул головой и поцеловал ее во взлохмаченную золотистую макушку.
— С тех пор как Дарре взял детский сектор под свою опеку, я могу отдыхать столько, сколько захочу, — ответил он.
— Дарре? — изумилась Айлин. — У тебя здесь?.. Но как?..
Эйнард улыбнулся: рассказывать эту историю ему, наверное, никогда не надоест.
— Я писал тебе, что мы взяли к себе Кайю, оставшуюся сиротой, — начал он, — но не стал сообщать все подробности. Вилхе с Дарре нашли ее, чуть живую, в лесу, недалеко от задранной медведем матери. Я, признаться, был уверен, что и Кайя не выживет: столь серьезны были у нее повреждения. Взялся за лечение, конечно…
Работы у меня тогда было без Ильги — еле на ногах стоял. Попросил Дарре помочь, пока буду раны зашивать и перевязывать. И вот, поверишь ли, — я сам думал, что заснул прямо у операционного стола от усталости, — там, где он Кайи ладонями касался, царапины исчезали. Вот прямо как по божеской воле, — будто стирали их. Я тогда попробовал парня к более серьезным травмам привлечь. Там, конечно, такого невероятного эффекта не было, но кровь, например, мигом останавливалась. Подозреваю, что он и внутренние какие-то повреждения залечивать может. В общем… Ты же понимаешь, что я не мог упустить такое сокровище. Уговорил, на наше счастье, в госпитале подсобить. Долго, конечно, беседовать пришлось: никак не верил он в свои способности… Потом оказалось, что сила его распространяется только на детей. Если лет четырнадцать пациенту, еще получится что-то, а старше — даже пытаться бессмысленно. Но даже так… Не зря его Ариана Даром нарекла — как чувствовала.