И тут я не выдерживаю:
– А что с Гаарой? – спросила совсем не в тему, прерывая монолог. Но я только из-за этого тут и сижу, как бы. Итачи напрягся. Да, я невоспитанная грубиянка. Можешь даже лекцию мне прочитать о правилах поведения – на данный момент мне все равно. Но Сасори тепло улыбнулся и перевел темно-серые глаза на меня. Выглядел он очень молодо, но глаза выдавали интеллект, мудрость, твердый характер свойственный взрослым людям.
– Не волнуйся, с ним все будет хорошо. Особенно при такой поддержке – он быстро станет на ноги, – сказал Сасори, – операция завтра, в час дня. Я бы мог сейчас рассказать все в подробностях, но, боюсь, испорчу всем аппетит.
Я закусила губу, стыдливо опустила глаза на сцепленные на коленях пальцы. Но меня спас официант, который подошел взять заказ.
Сасори и Итачи начали обсуждать их дела: клинику Акасуны в штатах, которую он вскоре собирался открыть, моменты из Учиха инкорпорейтет, руководство которой свалилось на Итачи, как только он закончил учебу. Я молча, не ощущая вкуса еды, ела и наблюдала за Сасори, как он обращается с приборами и бокалом на высокой ножке. Его пальцы: длинные и уверенные, как и движения. Руки хирурга… Расправившись с пастой, я обхватила свой стакан из тонкого стекла и припала к лавандовому лимонаду. И как они могут быть такими беззаботными? Ах, да, это ведь мой друг валяется при смерти, а они не имеют к нему никакого отношения. Точно. Как я могла об этом забыть?
И тут Итачи меня отвлек:
– Попробуй.
Я повернулась к нему: брюнет протягивал мне вилку с кусочком брауни в карамельном соусе, который лежал у него на тарелке. Я уставилась на него, краснея. Неловко как-то.
– На нас все пялятся… – тихо сказала я, жутко смущаясь. Итачи улыбнулся.
– Пусть. Я могу себе позволить делать то, что хочу. И тебе тоже разрешаю.
Какая хорошая фраза – запомню ее. Подчиняясь игривому блеску его ониксовых глаз, я несмело приоткрыла рот, позволяя Итачи накормить меня десертом.
– Вы просто прелестны в тандеме, – вдруг сказал Сасори, чем обратил на себя внимание, – уравновешиваете друг друга, гармония чувствуется.
Он смотрел на нас, чуть опираясь спиной на стул и придерживая длинными пальцами бокал, улыбался. Я сконфузилась и села ровно. А Итачи, видимо, это замечание порадовало: он улыбнулся и с упованием продолжил уничтожать десерт.
Мы посидели еще какое-то время и решили разъехаться. Сасори еще раз уверил меня, что с Гаарой все будет хорошо и сев в такси, уехал. Я немного успокоилась, все же он профессионал (или художник? Блин, меня это напрягало), и не стал бы давать ложную надежду.
– Надеюсь, сегодня ты обойдешься без успокоительных, – сказал Итачи, когда мы вошли в квартиру.
– Я тоже. – Отвечаю. Напряжение за последние дни очень давило, я чувствовала себя уставшей, подавленной.
Выйдя из ванной, я уставилась на разобранную постель, в которой лежал Итачи с ладонью на глазах. Он приподнялся и посмотрел на меня, не спешащую вниз. Гляделки.
Я понимала, что мне нужно закинуться приличной порцией таблеток, чтобы сразу уснуть, иначе начну нервничать, в голову будут лезть последние мысли, не давая спать и мучая неизвестностью и страхом за жизнь Гаары или мне надо спать с Итачи, потому как рядом с ним всего этого не происходило.
– Либо успокоительные, либо я сплю с тобой, – прикусив губу, чтобы не улыбаться от своего угрожающего тона.
– Это самый страшный ультиматум, который я слышал в своей жизни, – Итачи усмехнулся. – Ложись, – он откинул одеяло.
Я медленно подошла и забралась в постель. Ужасно не хотелось оставаться одной, просто невыносимо. Тонкий запах бергамота, исходящий от Итачи, манил. Но он первый обнял меня, прижимая к груди, провел пальцами по слегка влажным волосам, убирая их от лица. Я уткнулась ему в шею и закрыла глаза, вдыхая запах его теплой кожи и уверенная, что ничего страшного не случится, пока он рядом.
Операция длилась уже восемь часов. За большим окном коридора шел проливной дождь, громко барабанил по стеклу. Прекрасно… На улице грязь и слякоть.
Я сидела в больнице пять часов, нетерпеливо ерзая на скамейке в коридоре перед операционной. Ближе к дверям сидели Темари с Шикамару, родители Гаары уехали час назад. Никогда не верила ни в Бога, ни во «вселенная умеет слышать и исполнять желания», но тогда я сидела и мысленно просила всех подряд, чтобы операция прошла удачно. Мои глаза болели, время тянулось безумно долго, выворачивая меня наизнанку.
В хирургическом крыле почти не было людей, поэтому шаги, послышавшиеся с прилегающего коридора, привлекли меня. Я обернулась и увидела Учиху младшего. Он неспешно подошел к окну, рядом с которым я сидела, уперся в подоконник. Его куртка несла на себе капли дождя, как и влажные черные волосы. Темные глаза опустились на меня тяжелым взглядом.
– Будешь? – Саске протянул мне стакан кофе.
– Нет, – ответила я и положила ногу на ногу. Я все еще не забыла, как он схватил меня за плечо, оставив синяк. Саске прыснул и сделал глоток.
– Не будешь пить кофе, пока Гаара за ним не метнется?
– Именно, – ответила я и улыбнулась уголками губ. – Что ты тут делаешь?
Я поправила тяжелые волосы, перебросив их на одну сторону.
– Я не могу приехать в больницу, чтобы узнать, как проходит операция у моего друга?
– Нет, – я посмотрела на него. Не могу сказать, что Саске не переживал за Гаару, но на столько.
– Ну да, потому что я вполне был убежден словами Итачи, что Акасуна поставит нашу модельку на ноги, – Саске припал к стакану, не сводя с меня пристального взгляда, – Итачи попросил, чтобы я побыл с тобой.
– Да что я ему плохого сделала? – я закатила глаза. Саске раздраженно цокнул и поставил стакан на подоконник. Мимо прошла медсестра, косо на нас посмотрела.
– А что хорошего сделала? – в его голосе слышалось раздражение, – хоть раз «спасибо» ему сказала?
Я сдвинула брови на переносице и посмотрела на него.
– Тебе какое дело? – фыркнула я, отодвигаясь от него. Саске сверлил меня злобным взглядом, весь такой высокий, бледный, с идеальными чертами лица, источающий силу. Просто мини-Итачи, только психованный.
– Он мой брат. А ты эгоистичная стерва, с которой он возится непонятно почему, – рыкнул Учиха. – Нет, никакой Кубы, Саске, надо ехать в холодные ебеня, потому что нашей нежной принцессе нравится снежок и елочки в гирляндах. А ее надо развлекать, а то не дай бог, на наркоту опять залезет!
– Громче ори, а то не вся больница слышит, – рыкнула я в ответ, но была в диком шоке от его слов. – Ты ведь сам всем мозг вынес с этой поездкой.
– Слушай, – Саске нагнулся ко мне, – я бы никогда добровольно не променял тепленький океан на гребаные горы. Блять, какого хера он в тебя вцепился?
Его слова как серная кислота разъедали мои уши.
– Мне тоже это интересно, – просто ответила я, вызвав очередной псих у Саске, который быстро покинул крыло. Курить побежал. Я шумно выдохнула и откинула голову назад, упираясь в стену. Значит, это Итачи все устроил. До сих пор считает себя виноватым за мою глупость?
Я посмотрела на большие часы, которые висели на стене: 21:50, потом тоскливо на дверь в операционную. Но ничего, вернула взгляд на потолок. Через двадцать минут вернулся Саске, но не обронил ни слова, уткнулся в телефон. Отлично, желания разговаривать с ним у меня не было. Я зашла в общий чат, где царило такое же напряжение. Саске настрочил сообщение о том, что операция все еще продолжается. Я убрала телефон и повернулась к окну, смотря на голые ветки, которые трепет сильный ветер. Дождь все еще шел. Ненавижу такую погоду: она угнетала, вгоняла в тоску так же, как и больница. Закрыв глаза, обняла себя за плечи.
Я открыла глаза, когда прохладные пальцы коснулись моего лица. Итачи, нагнувшись надо мной, гладил меня по щеке тыльной стороной ладони и еле заметно улыбался. Я взяла его за руку, сделав улыбку на его лице более явной. Брюнет сел рядом со мной, обнимая за плечи.