Виктория Угрюмова и Олег Угрюмов
Дракон Третьего Рейха
Любимому дракону посвящается
ЧАСТЬ 1
Глава, которая случайно попала сюда из середины и только поэтому считается прологом
Там, на неведомых дорожках,
Следы невиданных зверей…
В нарядном ярко-синем небе, подсвеченном золотыми солнечными лучами, самозабвенно выписывали круги большие птицы. Кажется, они собирались летать так до второго пришествия, а тут, нужно заметить, и о первом никто не подозревал.
Торжественный в своей дремучей древности лес раскинулся прямо под ними. В данный момент он не шелестел, не звенел и не жужжал, не стрекотал и не чирикал, как это бывало обычно, а оглашался истошными криками неестественного для здешних мест происхождения.
– Этот мед буду есть я! Я первым пчелиное гнездо заметил!
– Нет, я, я, я, я, я!!! Без меня ты бы пчел не выкурил.
Два невероятно лохматых и чумазых существа спорили между собой в тени раскидистого дуба. Различить их было не только трудно, но практически невозможно. Правда, при ближайшем рассмотрении обнаруживалось, что нос у одного из этих чудаков украшала резная раскрашенная палочка, а у другого зато короткая мохнатая юбочка была сшита из мягкой пятнистой шкурки и, очевидно, являлась изделием «от-кутюр» здешних мест.
От нетерпения и злости оба высоко подпрыгивали и переминались на плоских широких ступнях, вытягивали губы трубочкой и таращили глаза. Они были так взволнованы судьбой изрядной порции меда, буквально чудом доставшейся им этим прекрасным солнечным утром, что даже не смотрели по сторонам, и любой уважающий себя хищник мог бы запросто ими пообедать. Но, очевидно, у хищников как раз наступил тихий час, потому что спорщики были в этой части леса совершенно одни с тех самых пор, как разогнали целое семейство разъяренных и растерянных из-за их внезапного вторжения пчел. Длинные уши этих диковинных существ возбужденно шевелились, выдавая крайнюю степень желудочной неудовлетворенности, а носы совершали уж и вовсе неописуемые движения, каковые под силу разве что слону или муравьеду, у которых, как известно, именно эта часть тела развита совершеннее всего
– Зато у тебя от меда потом живот болит, – наконец нашлось первое существо
– А у тебя – зуб, когда ты ешь, – торжествующе заявило второе, обходя соперника с правого фланга и пытаясь встать между ним и вожделенной сладкой грудой.
Мед источал такие ароматы, что у обоих в глазах зеленело.
– Ты и так прошлый раз все яйца слопал, а со мной не поделился, теперь моя очередь одному есть, – попытался отстоять свои ущемленные права первый.
– Ты сам виноват, нечего было за лягушками столько гоняться.
– Отдай мой мед! – заголосило оскорбленное в лучших своих чувствах существо в пятнистой юбочке, наступая на супостата и подпрыгивая, словно кузнечик.
– Нет, мой! – возопил тот, кто являлся счастливым обладателем палочки в носу.
– Мо-о-о-ой!!! – издал модник душераздирающий рев.
От его крика впору было оглохнуть, и поэтому оба какое-то время ошарашенно мотали головами, пытаясь избавиться от назойливого шума в ушах.
Однако шум, как это ни странно, не утихал, а напротив – усиливался и усиливался, заполняя собой все пространство вокруг лохматых любителей меда. Дикий грохот и клацанье неизвестного происхождения, рев и завывания – вся эта несусветная какофония ударила по несчастным барабанным перепонкам, заставив обоих спорщиков повалиться ничком на землю и обхватить голову руками.
Предмет их спора так и лежал у подножия векового дуба, и в него сыпалась древесная труха и пыль. Земля легко заколебалась, словно хотела сбросить со своей поверхности и мед, и тех, кто так стремился его заполучить. Да еще и пол-леса в придачу.
– Что это может быть, Усан? – громким шепотом спросил Пятнистая Юбочка.
– Съешь мою маму, если я хоть на коготь Бабуты догадываюсь, что это такое. Никогда ничего подобного не слышал. Наверное, это духи гневаются на нас за то, что мы мед поделить не можем, – предположил тот, кого назвали Усаном.
Юбочка какое-то время неподвижно лежал, прислушиваясь к грохоту и завываниям неведомой твари, с треском ломившейся через лес где-то неподалеку. Надо было убегать, однако тело дрожало и не слушалось. С духами не шутят – это всем известно.
– На тебе твой мед, ешь его сам! – выдохнуло это мудрое дитя природы. – Пусть духи на тебя гневаются.
– Нет уж, бери его себе. Я что-нибудь другое отыщу, – вздохнул Усан.
– Нет, не хочу. Сам ешь!
– Нет уж, – рявкнул Усан.
Земля вздрогнула в последний раз и затихла.
Лес успокоился, и разгневанные духи, кажется, удалились в чащу по своим собственным делам, оставив без внимания и кучу истекающих прозрачным медом сот, и двух лохматых медоедов, в ужасе ожидающих развязки.
Пятнистая Юбочка поднял голову и осторожно повертел ею из стороны в сторону.
Прислушался.
Принюхался.
Ветерок донес до него чудовищный запах, каковой подсказал ему, что у духов налицо несварение желудка и гоняться по чаще за двумя своими непослушными чадами сегодня они, похоже, не намерены.
– Ладно, давай свой мед сюда, так уж и быть, съем его, – сказал он как можно небрежнее. И подполз поближе к сладкой груде.
– Чего это я его буду тебе давать? – возмутился сообразительный Усан. – Мне он тоже нравится
– А ну давай мед сюда!
– Не дам – он мой!
– Нет, мой!
– Нет, мой…
– Стой! Стой! Отдай мой мед!..
Недоуменная улитка с достоинством пересекла маленькую полянку и скрылась в густой зелени, избегая назойливого солнечного луча.
Лес был чудовищно древний. В связи с этим живых тварей водилось в нем неописуемое множество, и все они самым естественным образом считали себя законными его детьми и наследниками. И так и звались на всех языках мира – дети Леса или Лесной народ.
Правда, дитя дитю рознь.
Изо всех разношерстных, разномастных и разноразмерных отпрысков природы люди – самые непоследовательные, непредсказуемые, капризные и избалованные. Их надо бы время от времени ставить в угол носом, но, как известно, природа вообще и лес в частности углов не терпят, а посему неугомонные отпрыски рода человечьего становились в нем с каждым годом все распущеннее. Правда, они интеллектуально развивались, но странным образом – чем умнее они становились, тем невоспитаннее. Мечезубых пумсов боялись только вблизи, а на расстоянии даже позволяли себе неприлично о них отзываться; кротких и ласковых длинношеев запугали своими охотничьими плясками до того, что эти милые звери решили переселиться к подножию горного хребта – подальше от шумных соседей, реку и лесное озеро вконец возмутили постоянными купаниями, стиркой и рыбной ловлей, и даже сам Лысеющий Выхухоль Хвадалгалопса – хозяин озерных берегов – согласился с Хваталкой-Проглотом Шахухой, который верховодил в воде, что людей нужно окоротить, пока не поздно.
Короче, распространенное в наше время мнение о том, что дети – это цветы жизни… на могиле родителей, здесь еще не полностью оправдало себя; однако развитие шло в известном направлении.
Поэтому, прислушиваясь к рычанию и треску, фырчанию и скрежету, а также поглощая отвратительный запах гари, который просто невозможно описать, лес тяжко вздыхал: что ж, этого следовало рано или поздно ожидать. Люди! Опять люди! Что еще нужно им здесь в моей глуши, их полного человеческого счастья?
Но на сей раз он глубоко заблуждался…
Пятеро высоких мужчин, одетых в кожаные безрукавки и облегающие штаны, сплетенные из сотен тонких кожаных ремешков, мягкие сапоги и короткие пятнистые плащи с капюшонами, расшитые узорами из игл, пробирались среди зарослей густого кустарника. Они были вооружены круторогими луками с двойной тетивой и обоюдоострыми прямыми ножами, рукоять которых была выполнена в форме пятипалой когтистой лапы, покрытой короткой серой шерсткой.
Это были дети Упитанного Ежа, и шли они по своим исконным охотничьим угодьям, куда не имели права забираться ни чужаки, ни даже близкие родичи, такие как дети Кривоногой Крысы, Линяющего Барсука и Летучей Пещерной Собаки. Нарушение установленных границ было чревато столь серьезными последствиями, что ни одно из многочисленных племен Лесного народа не решалось на подобный проступок просто так, без веских причин. Но и тогда, когда в погоне за дичью или сбежавшей от своего семейного счастья глупой женщиной либо в поисках подгулявших сородичей случалось попасть на чужую территорию, старались, по возможности, скрыть все следы своего пребывания здесь.