Морунген хотел было обратиться к Гансу, но прислушался к сопению, пыхтению и писку и передумал. Затем до его смятенного разума дошел смысл сообщения: луки? копья? дубины? И он моментально приник к смотровому устройству. Надо отметить, что явившееся взору зрелище не ошеломило его только по той причине, что он уже был достаточно ошеломлен и стойкий прусский организм постепенно начал приобретать иммунитет к российским чудесам.
Довольно большая толпа странного вида красноармейцев окружила танк со всех сторон. Одни из них расстреливали машину в упор из допотопных, грубо сработанных луков. Тонкий знаток и ценитель старого оружия, обладатель солидной коллекции, барон фон Морунген опытным взглядом определил их уровень как примитивный. Другие солдаты потрясали копьями, подпрыгивая от нетерпения на полусогнутых ногах и издавая скрипучие нечленораздельные звуки, которые, впрочем, за толщей брони были почти не слышны. Чуть поодаль стоял солидный человек с внушительной фигурой, чем-то неуловимо напомнивший Дитриху Германа Геринга. Его майор определил как командира этой войсковой части.
Красноармейцы вели себя более чем странно: с одной стороны, они не проявляли никаких признаков страха, с другой же – складывалось совершенно дикое впечатление, что танков они в глаза не видели, а потому не осведомлены о том, что оружие пролетариата – то бишь булыжники, – равно как и заостренные колья, броне не страшны.
Командир коротко что-то крякнул, и обстрел танка усилился.
– Я знал, – пробормотал майор, – что оборонная промышленность фюрера опережает красных. Но чтобы настолько… кто бы мог подумать!
В этот момент Вальтер проявил признаки жизни:
– Господин майор, они, по-моему, чем-то озадачены. Вроде собрались – совещаются. Может, дать очередь из пулемета?
Морунген слабо удивился самому себе – о существовании пулемета он и не вспомнил:
– С этими русскими дамами можно и войну проиграть, – и решительно скомандовал, как и подобает германскому офицеру, которого озарила на удивление нестандартная и удачная мысль: – Вальтер! Огонь!
Красноармейцы растворились в окружающей среде.
– Ганс, Генрих, – попытался уточнить майор, – в чем дело? Вы готовы выполнять приказы командира?
Откуда-то сбоку донесся хриплый и сдавленный голос Генриха:
– Никак нет! Вот сейчас с Гансом отцепим эту тварь от пушки…
– Пы-пыпы-пы-пы, – протарахтела тварь. И уточнила: – С-сс-сссс-с…
– Да что же это такое, черт возьми?! – рявкнул Ганс. – Кусается еще, зараза!
– А ты, Ганс, дай ему стрельнуть из пушки, тогда оно само ее отпустит!
– Вы вот все шутите, господин майор, – непочтительно огрызнулся стрелок, – а я ведь могу и без руки остаться! Фу! Ну наконец-то!
И Дитрих смог лицезреть Келлера, который пытался в тусклом свете разглядеть нанесенные ему телесные повреждения. Генриху повезло гораздо меньше – он все еще отлеплял от себя диковинное существо.
– Вот черт! Что ж так не везет мне с этим… Да кто же ты такой?!
– Готов к выполнению приказа, господин майор! – отрапортовал Ганс, убедившись, что конечности у него пока что на месте.
– Огонь, огонь, Ганс, – устало попросил Морунген.
– Во что стрелять, господин майор? – деловито осведомился Ганс, оглядывая местность.
– Да ты просто стрельни для начала – стрелок! – вскипел Дитрих. – Пока есть из чего стрелять и есть кому командовать! Черт бы побрал эту Россию! Не война, а сумасшедший дом!
– Кстати, о сумасшедшем доме, господин майор! Я вот тут думал…
Обстановка в танке и вокруг него постепенно накалялась. Невозмутимый Вальтер методически продолжал терзать несчастную рацию; Ганс – натянутый как струна – целился в пространство перед собой, готовый в любую секунду стрелять; Генрих все еще сражался с прилипучей тварью и постепенно приходил к выводу, что сказки о русских богатырях ничего не преувеличивали, а скорее преуменьшали; Клаус и Дитрих просто сидели как на иголках, но пусть кто-нибудь попробует сказать, что это легко.
Внезапно из-за деревьев появилась цепочка красноармейцев, несущих на вытянутых руках огромную сеть. Судя по их согбенным фигурам, они ПОДКРАДЫВАЛИСЬ!
Клаус пробормотал, едва сдерживая смех:
– Господин Морунген! Вы это видите?
– Оригинально, – согласился Дитрих. – Что они себе думают? Может, это еще одно новое противотанковое оружие красных? А мы их недооцениваем?
– Да они, наверное, решили нас замаскировать, господин майор, – легкомысленно предположил механик. – Сетку накинут и пойдут на перекур. У них это, кажется, так называется.
– Так это сетка для перекура, что ли? – поразился майор.
– Да нет, господин майор. Вообще-то, я точно не знаю, но они, когда что-нибудь долго делают, обязательно перекуривают. Мне товарищ рассказывал, как у них в гарнизоне пленные русские мост через речушку строили, – так он замучился их расстрелом пугать: они после каждого пролета перекур устраивали. Иваны ему так и объяснили: русскому человеку нельзя без перекура, как немцу без туалетной бумаги. Вот сейчас перекурим, говорят, потом и расстреляешь.
– Дьявол! – зарычал Генрих голосом раненого людоеда.
– Бу-бу-буррр, – откликнулось существо, которое в данный момент висело у него за плечами на манер мехового рюкзачка и лягалось что было силы.
По броне затопотали ноги, обутые – судя по звуку – в мягкие чуни.
Какое-то время Морунген отстранение наблюдал, как красные накрывают танк сетью, сплетенной из толстых канатов, как деловито и сноровисто забивают в землю колья, чтобы удержать машину на месте. Наконец он обрел дар речи:
– Какая потрясающая уверенность и деловой подход. Словно перед ними свинья, а не шедевр немецкой промышленности.
Клаус демонстративно принюхался:
– Нет, это невыносимо. Ну и вонь. Они, наверное, язычники.
– Коммунисты пропагандируют атеизм.
– Это верно: в таких условиях проще всего верить, что Бога нет и быть не может.
– Господин майор, – подал голос Ганс. – Башню развернуть не удастся, мы зажаты между склонами.
– Знаю, Ганс, знаю, – меланхолически ответствовал Дитрих.
Клаус повозился в своем хозяйстве, подергал рычаги и сделал неутешительный вывод:
– Позади, господин майор, похоже, тоже дерево повалено. Пробовал сдавать назад, больше трех метров не выходит.
– А ну-ка, Ганс, – тоном азартного игрока проговорил майор, – поднимай ствол вверх, пока они нас не запеленали до конца.
– Бу-бу-бурр-бурр-уууу… – сообщила тварь, когда Генриху удалось отодрать ее от большей части своего тела и частично скрутить в бараний рог. Похоже, она обиделась.
Дитрих и ожидал чего-то подобного, но все же слегка изумился непосредственной реакции русских: при виде поднимающегося ствола они присели и замерли в нерешительности; сетка натянулась и заскрипела.
– Все, господин майор, это предел, – доложил Келлер.
– Тогда – огонь!
Поднатужившись, пушка изрыгнула снаряд. Взрыв сотряс землю и поднял в воздух огромную тучу пыли. Когда дымная завеса слегка рассеялась перед глазами и немцы смогли хоть что-то разглядеть, то выяснилось, что русских и в помине нет. Все обозримое пространство было пустым и безлюдным.
– Неплохо для начала, – констатировал Дитрих. – Теперь осталось эту чертову сетку снять. Добровольцы есть?
Отвечать никто не торопился.
– Добровольцев нет, и это значит командиру придется снова лезть в партизанское пекло и рисковать своей головой, – вздохнул Морунген. – Так я говорю, Ганс?
– Так, господин майор! То есть нет, господин майор! То есть… я не знаю, господин майор, может, следует немного подождать. Русские могли затаиться в засаде…
– Чему тебя учили до войны в этой чертовой России?! – вспыхнул Дитрих. – Если они засели в засаде, то надо либо – первое – отступать, либо – второе – наступать! Третьего не дано. Раз уж мы сюда приехали, а уехать не можем – самое время наступать. Так что бери свой автомат – и бегом прикрывать командира!
Приоткрыв крышку люка, он сосредоточенно понюхал воздух.
– Этих немытых гадов можно обнаружить по запаху. Черт его знает, – сказал он какое-то время спустя, – вроде пахнет порохом, горючим и краской.