Он оглянулся на своих подчиненных и по мечтательному выражению их лиц понял, что затронул самую чувствительную струну.
– Понятно, понятно. Слушай мою команду: на две группы стройсь! Первая под моим руководством заходит в реку для принятия водных процедур, а вторая несет охрану на берегу. Затем меняемся.
Разделить пять на два, чтобы получилось поровну, без остатка, и никому не обидно, – дело практически невыполнимое. Несколько минут на пляже царил полный хаос и неразбериха – члены экипажа углубились в воспоминания, пытаясь разобраться, кому именно первым идти купаться, а кому нести постылую службу на берегу. Даже подброшенная Дитрихом идея о том, что охранять отдых своих товарищей по оружию – это дело почетное и не всякому доступное, не возымела должного действия. От почета отказаться было куда легче, чем от вожделенного купания.
Наконец майор не выдержал и зверским голосом проревел имена тех любимцев Фортуны, которым предстояло первыми вступить в контакт с водной стихией. По счастливой случайности, не иначе, сам он входил в их число.
Когда вдоволь наплававшийся и нанырявшийся Клаус выбрался на теплый песок и принялся попеременно прыгать то на одной, то на другой ноге, выбивая из ушей воду, до него донесся тяжелый вздох – будто где-то поблизости тосковал одинокий слон. Пристально изучив окрестности, Клаус обнаружил в нескольких шагах от себя Генриха, который сидел на корточках, устроив автомат прямо на коленях.
Генрих Диц внимательнейшим образом изучал его и время от времени испускал шумные вздохи.
– Благодать какая! – поделился механик. – Ну что ты на меня вытаращился? Раздетого человека не видел?
– Видел, – не без печали в голосе ответил Диц.
– Тогда отверни башню, – посоветовал Клаус.
– Тебе хорошо…
– Ты это о чем? – подозрительно спросил механик, подходя поближе.
– Завидую я тебе.
– А-а-а, – понятливо протянул Клаус. Собственно, он товарища понимал. Сам бы завидовал и завидовал себе. Но тут же устыдился своей гордыни – это ведь дар Божий, а не его собственная заслуга. Не всякому так везет. И он поспешил успокоить Генриха: – Нашел чему завидовать. На войне главное – живым остаться.
– Тю, – присвистнул Генрих. – Кому что, а тебе все то же. Да я не про то, что ты подумал. Вот ты плаваешь хорошо, а я не умею. До войны некогда было, так и не научился толком.
– А учиться никогда не поздно, – пробормотал несколько раздосадованный Клаус. – Правда, господин Морунген?
Дитрих в несколько взмахов преодолел пространство, отделяющее его от берега, и выбрался из воды. Вопрос механика-водителя застал его врасплох, потому что он совершенно не слышал предыдущего разговора и вообще не понимал, о чем идет речь. Но майор фон Морунген не имел права ударить в грязь лицом и выглядеть некомпетентным перед своими подчиненными. Иначе как же они станут ему всецело и безоговорочно доверять, особенно в столь сложной ситуации, в которой оказались. Поэтому, надув для солидности щеки, он брякнул наугад:
– Кто его знает, Клаус. На войне случается столько необъяснимого. Вот Наполеона разбили под Смоленском, а какой талантливый полководец был. Почти всю Европу завоевал, и – прошу заметить – без танков Гудериана и авиации Геринга.
– Наверное, – сверкнул белыми зубами Генрих, – тогда реки были мелкими и никому плавать не приходилось.
– Почему не приходилось? – оторопел Дитрих. – Очень даже приходилось…
Поскольку его серьезная речь не произвела должного впечатления на подчиненных, а, напротив, развеселила их, майор хмурился-хмурился, а потом и сам принялся смеяться. Наконец, отхохотавшись, заявил строго:
– Ладно, хватит зубы скалить – нас по всему лесу слышно: того гляди, партизаны в гости пожалуют. Давайте за работу! Белье постирали? Оружие почистили? Воду наносили? Хорошо… Тогда займитесь еще чем-нибудь. Я уверен, что какую-нибудь важную деталь все равно упустили. Двигатель проверить еще раз – небось спустя рукава промывали. А потом аварии, непредвиденные трудности и совершенно несвоевременные проблемы. Рекомендую постоянно помнить, что мы находимся во вражеской, более того – совершенно непредсказуемой стране. А вы – если майор Морунген вовремя не остановит, – того и гляди, замки из песка возводить начнете.
Он обернулся к Клаусу как раз в тот момент, когда тот принялся тщательно разравнивать какую-то постройку из влажного песка.
– Ну вот, – простонал Дитрих.
– Господин майор, – донесся из кустов жалобный голос, принадлежащий Гансу. – Долго мне еще тут с пулеметом сидеть? Так искупаться хочется, с прошлого лета в реке не плавал. Все равно ведь никого нет.
– Отставить! – рявкнул Дитрих. – Разговорчики на боевом посту. Тебе и Вальтеру боевые товарищи предоставили честь охранять мирный процесс общения экипажа с водой. – И уже себе под нос пробурчал, снова погружаясь в воду: – Может, майору Морунгену под стволом родного пулемета легче и приятнее плыть до того берега.
– Не пищи, Ганс, – отозвался Клаус. – Сейчас я оденусь и тебя сменю. – И принялся торопливо натягивать на себя еще влажную одежду.
Прикосновение прохладной ткани в изнуряющую жару было настолько приятно, что он на какое-то время приостановился, наслаждаясь ощущениями. Печальный опыт подсказывал Клаусу, что в ближайшее время отдыха не предвидится. Не бывает так, чтобы неприятности откладывались надолго. Если их нет, то это не означает, что их нет на самом деле, а только что ты недостаточно внимателен.
В отличие от наслаждающегося краткими минутами покоя механика-водителя, Ганс не испытывал никакого удовольствия от пребывания в полном обмундировании и тяжелых ботинках. Поэтому он стал торопливо раздеваться и делал это гораздо оперативнее, чем одевался Клаус. Оголодавшие комарихи, которые разбили свой плацдарм в тени и сырости прибрежных кустов, с энтузиазмом набросились на в меру упитанное, аппетитное немецкое тело, откормленное на высококачественных и легкоусваиваемых немецких продуктах. Воздух наполнился настырным и противным писком и оглушительными хлопками – Ганс решил дорого продать свою кровь.
– Ну и погода в этой России (хлоп!), то холод, то жара (хлоп!), то комары.
– Комары – это не погода.
– Не важно (хлоп! хлоп-хлоп!), все равно здесь они страшнее, чем в Африке.
– В Африке – пустыня. А разве в пустыне живут комары?
– Не знаю (хлоп, хлоп, хлоп!), эти гады на все способны, только бы искусать порядочного человека.
Барон Дитрих фон Морунген, медленно плывший на середине реки, был далек от этих суетных проблем. Течение было слабым, и Дитрих отдыхал душой и телом. Однако чувство долга дало о себе знать в самый неподходящий момент, и он, стиснув зубы, повернул обратно к берегу. Пора было сменить на посту Вальтера.
За его спиной внезапно появился небольшой водоворот, и из него на несколько секунд выглянул темно-зеленый острый плавник. Выглянул и исчез – словно и не было его. Только волны пробежали испуганной стайкой.
Увидев плавник неизвестного происхождения в непосредственной близости от особы командира, Ганс так и застыл, на радость комарам, в кустах, со спущенными штанами и пулеметом в руках.
– Ты видел? – оторопело спросил он у Клауса, кивая в сторону реки – Ты видел это?!
Клаус как раз возился с пуговицами, которые, как известно, по размерам всегда больше, чем петли, в которые их нужно пропихнуть, отчего это простое дело отнимает кучу сил и времени в самый неподходящий момент. Он яростно подергал одежду и, не поворачивая головы, ответил:
– Да видел, видел. Он и не такое может, до войны плаванием занимался. Ты же знаешь.
– Да я не о том… Сам посмотри, скорее! – завопил Ганс.
Клаус удивленно обернулся, но река была пуста и спокойна, и над водой торчала только мокрая голова майора фон Морунгена с заранее серьезным и ответственным выражением лица. Механик пожал плечами, отвернулся от воды и снова занялся растреклятыми пуговицами.
– Вот сейчас нас самое время атаковать, – бурчал он. – Один красавец принимает водные процедуры, другой скачет с голой задницей и восторгается открывшимся видом на первого, третий, похоже, навеки затих в кустах, а у четвертого заело пуговицы на ширинке. Похоронная команда…