– О, господи! – прошептала Лесли и со слезами на глазах упала в объятия Марша.
Когда известие об убийстве Джонни Бенедикта просочилось из Брайтсвилла, пресса, радио и телевидение набросились на него, словно рой мух. Читатели и зрители непременно хотели познакомиться с новой сенсацией. У Нейби и его маленького отряда, который еще не пришел в себя после усмирения восставших студентов, забот был полон рот. В конце концов, Нейби пришлось попросить помощи у государственной полиции и освободить местность от целой армии надоедливых журналистов и прочих сплетников. Порядок восстановился только после того, как было принято решение создать комиссию из представителей различных органов информации и поручить им взять интервью у бывших жен Джонни Бенедикта и Лесли Карпентер в гостиной особняка. На эту суматоху Нейби и Квины смотрели с такого расстояния, чтобы не попасть в объективы фотоаппаратов и телевизионных камер, но в то же время иметь возможность за всем внимательно наблюдать. Если говорить о бывших женах Бенедикта, то для них, казалось, важнее всего было именно попасть в кадр. Скорбными голосами рассуждали они о безвременной кончине бывшего супруга и его добродетелях. Вероятно, по тактическим соображениям все три решили не очернять Бенедикта перед общественностью. Во всяком случае, они не могли этого сделать, не посоветовавшись со своими адвокатами. Высказывания Лесли ограничились тем, что для нее все было полнейшей неожиданностью и что с помощью нежданного богатства она надеется осуществить свои давнишние мечты.
Тот, кто был внимателен, смог в этом месте познакомиться и с замечанием Марсии: «Такого никогда не случится, крошка!» На счастье мисс Кемп, кроме Квинов и Нейби ее никто не услышал.
Позднее, когда газетчики и телевизионщики уехали, они спросили, какой смысл она вкладывала в эти слова. Но Марсия быстро нашлась и ответила, что никакого намерения угрожать мисс Карпентер у нее не было, а просто она имела в виду, что бывшие жены еще поборются за свои права и наверняка выиграют.
А потом последовал странный эпизод с маленьким храмом. Еще во время своего идиллического отдыха (то есть до убийства мистера Бенедикта), гуляя по владениям Джонни, Квины наткнулись на какой-то миниатюрный античный храм со скульптурами в буколическом стиле, маленькими дорийскими колоннами и массивными окнами. Крошечка стояла на вершине холма, окруженного лугами и представляла собой странное и неожиданное зрелище.
Отец и сын обошли здание, недоумевая, чем бы оно могло быть. Его нельзя было назвать ни старым, ни новым. Эллери попытался открыть тяжелую бронзовую дверь в человеческий рост, но она даже не шелохнулась.
– Кукольный домик для дочурки миллионера! – наконец воскликнул инспектор.
– Однако!.. Ведь он из чистого мрамора.
Ни одному из них не пришла в голову мысль, что Джонни Бенедикт построил этот храм для своих бренных останков.
То, что сооружение было мавзолеем, выяснилось уже потом.
– В одном из своих закрытых писем, – сообщил им Марш в понедельник вечером, – Джонни выразил желание быть похороненным именно здесь. Даже мысль об одном из своих аляповатых семейных склепов его пугала. Они находятся в Сиэтле и в Нью-Йорке. Я понятия не имею, почему Джонни принял такое решение, но, по-моему, он и сам этого не знал. Правда, в душе он всегда был мятежником, как и его тетка Оливия, мать Лесли, но ведь многое ему досталось и от отца, которого, в свою очередь, всю жизнь тиранил дед.
Как бы то ни было, но, едва приобретя поместье, он тут же сделал набросок мавзолея, вернее, по его просьбе эскиз нарисовал один архитектор. Потом он нанял каменщиков, а скульптор из Бостона высек эти фигурки: мрамор – местный. Кстати, Джонни даже фонд учредил, чтобы мавзолей всегда содержался в порядке. «Мне кажется, – говорил, – что здесь я буду лежать очень долго!»
– Но как ему разрешили устроить кладбище в частных владениях? – с любопытством спросил Нейби. – Разве здесь не существует закона, который бы такие захоронения запрещал?
– Тут уж я приложил руку, шеф. Навел справки и выяснил, что участок, на котором находится холм, из-за ошибки, допущенной в восемнадцатом веке, уже сто семьдесят Пять лет служит яблоком раздора между Брайтсвиллом и Брайтс-Маунти. Брайтсвилл упорно твердит, что земля находится еще в черте города, а Брайтс-Маунти с таким же упорством заявляет обратное. И никак этот вопрос не решится удовлетворительно. Мы с местной адвокатской конторой «Дангиг и Данциг», попросту говоря, оккупировали ничейную землю и поставили обе стороны перед уже свершившимся фактом. Тут все настолько запутано, что я сумел убедить Джонни не волноваться, мол, спать он сможет в своем мавзолее вплоть до Страшного суда.