– Да, потому что еще в Гарварде всякий, кто хотел остаться его другом, не имел права так его называть. Наверняка в твоем отчете записано, что окрестили его именем Обри. И каждый, кто вспоминал об этом, получал по носу.
– Судя по документам, таково было желание его матери, – заметил инспектор. – Самого Марша нельзя за это корить. Для взрослого человека имя Обри вообще не подходит.
– Его предки голубых кровей, должно быть, в гробах перевернулись! Эл признался, что еще в школе вынужден был лупить тех, кто звал его Обри. Вот в Гарварде ему уже хватало сил, чтобы ограничиваться только угрозами. Тем более, у него была отлично разработана левая рука: он даже стал чемпионом университета по боксу. Впрочем, я вообще сомневаюсь, чтобы в университете кто-то, кроме самых близких друзей, разумеется, знал его настоящее имя. А у нас хватало ума не напоминать ему об этом лишний раз. Правда, о своем происхождении Эл всегда помалкивал.
Инспектор Квин полистал отчет.
– Его отец из семьи банкиров. А мать – урожденная Рашингтон. Понимай как хочешь. Марш-старший погиб в авиационной катастрофе вскоре после рождения Эла.
– Это кое-что проясняет, – заметил Эллери. – Об отце он никогда пе рассказывал, только о матери. Миссис Марш больше замуж не вышла, посвятила остаток жизни сыну. Но и Эл в долгу не остался: когда она заболела, ухаживал за ней, будто сестра милосердия. У его друзей сложилось впечатление, что именно поэтому он и остался холостяком.
– Совершенно верно. Ну а после смерти мать, разумеется, все завещала ему.
– И сколько же именно?
– Очень много. Конечно, богатство Марша уступает Бенедиктову, но, когда речь идет о миллионах, тысячи уже не имеют значения.
– Выходит, с финансовой точки зрения Эл стоит на ногах твердо?
– Так же твердо, как национальный банк Чейза.
– Может, он какие-то трудности испытывает? В азартные игры играет? Вкладывает деньги в сомнительные предприятия?
– Нет. Он очень консервативен в финансовых вопросах. И рисковать никогда не станет.
– Значит, мотива нет?
– Ни малейшего. От завещания Бенедикта ему никакой выгоды, да он в ней и не нуждается. Кроме того, о нем везде говорят как об адвокате абсолютно честном и исключительно талантливом.
Но Эллери продолжал гнуть свою линию.
– Все зависит от надежности сведений. Ты проверил, как он организует дела Джонни?
– О, да, тут комар носу не подточит, все безупречно. Даже если предположить, что какие-то детали нам неизвестны, Марш ничего бы не выиграл, спекулируя на состоянии Бенедикта. Да и потом, им распоряжается вовсе не Марш, а адвокатская фирма «Браун, Браун, Каттаван-Браун и Лоринг».
– А что насчет женщин?
– В каком плане?
– Ну… может, они были соперниками?
– Ничего похожего. Насколько мы выяснили, Марш ни разу не позволил себе даже легкого флирта ни с одной из «звездочек» Джонни.
– А его бывшие супруги?
Инспектор Квин покачал головой.
– Тут тоже никакого криминала. Марш познакомился со всеми тремя через Джонни. И контактировал с ними только как его адвокат. К тому же он предпочитает другой тип женщин. Ему по душе хрупкие и нежные создания.
Эллери ухмыльнулся.
– Однажды Эл показывал фотографии матери. Она как раз была хрупкой и нежной.
Отец нахмурился.
– А ну, сгинь с моих глаз, дай спокойно поработать! – У инспектора был старомодный взгляд на жизнь, и шутки о нездоровой связи матери и сына его не радовали. Эллери направился к выходу, но старик остановил его вопросом: – Ты куда теперь?
– Мне у Эла кое о чем спросить надо. Потом расскажу, отец.
Мисс Смит заявила, что мистер Марш занят с клиенткой и мешать ему ни в коем случае нельзя. Кроме того, о встрече с мистером Маршем следует договариваться предварительно. Она, конечно, понимает, что речь идет об уголовном деле, но на уступки пойти не может. Тон и манеры мисс Смит, очевидно, должны были показать Эллери, что, памятуя о недавних событиях в усадьбе Бенедикта, другая на ее месте просто бросила бы ему в лицо слово «свинья», но она, будучи продуктом викторианской эпохи, может произносить такие выражения лишь мысленно, хотя в глазах они и читаются.
Эллери всегда вел себя в присутствии дам по-джентльменски. Поэтому, не вступая ни в какие пререкания, написал на клочке бумаги несколько строк и очень вежливо осведомился у мисс Смит, не сумеет ли она передать записку мистеру Маршу, несмотря на его безумную занятость.
– Не сумею, – ответила та.
– Вы меня удивляете, мисс Смит. Вполне вероятно, что вам не хочется этого делать или у вас нет такого права, но согласиться с тем, что вы не сумеете, я никак не могу. Двигаетесь вы нормально, никаких дефектов у вас нет. Трудно поверить, что вы не в состоянии совершить подобное действие.