– Но из того, что мальчика можно показать, – бросил Марш, – вовсе не следует, что отцом его был Джонни Бенедикт.
– Ничего, на суде вы не так запоете! – заявил Эффинг с неприятной улыбкой.
– На суде? Простите, но у вас странные представления об обязанностях адвоката. Лично для меня они заключаются только в том, чтобы сохранять состояние Бенедикта. Со своими претензиями вы должны были обратиться прямо к прокурору. Сохраните-ка для него свое красноречие, Эффинг. Копию нашей беседы моя секретарша вам пришлет.
– Напрасно вы хотите тратиться на судебные издержки. – Сенфорд Эффинг расстегнул куртку. – А копии мне не нужно – я все записал на магнитофон.
Он показал крошечный аппаратик.
Когда Одри и ее адвокат удалились, Марш обратился к мисс Карпентер:
– Не волнуйся, Лесли. Вряд ли им удастся доказать, что ребенок от Джонни. Тем более, она при свидетелях заявила, что никогда не рассказывала Бенедикту о сыне. Потому я и старался выяснить все как можно подробнее. А завещание составлено довольно четко: если ко времени своей смерти он не будет супругом Лауры, все его состояние переходит к тебе, Лесли. Так что, стоит ей только ее появиться с доказательствами своих законных прав – а это кажется мне теперь маловероятным, – и ты можешь ничего не бояться.
– Непосвященный человек вечно сталкивается со всякими трудностями, – заметила Лесли. – Я имею в виду дела с адвокатами.
– А именно?
– Совершенно невозможно понять ваши вычурные ходы. Юридический аспект меня совсем не интересует, Эл. И если я удостоверюсь, что ребенок мисс Уэстон действительно от Джонни, вопрос о завещании будет закрыт раз и навсегда. Я считаю, что законные права принадлежат только его сыну. Ну, конечно, я уже и об осуществлении планов своих мечтала – больше всего хотелось организовать строительство в Западном Гарлеме, – но руки у меня не опустятся ни в какой ситуации. Всегда я была бедна как церковная мышь, и вечно меня преследовали неудачи. Так что я просто вернусь к своим мечтам, буду ждать, сама стирать чулки и сушить их на батарее. Очень рада была снова вас увидеть, инспектор, и вас, мистер Квин. И вас, мисс Смит. Расскажите мне, чем все закончится, Эл.
И, одарив каждого улыбкой, Лесли исчезла.
– Вот это девушка! – проговорил инспектор. – Будь я помоложе лет на тридцать…
– Слишком хороша, чтобы ее качества соответствовали действительности! – сердито бросил Эллери, но, когда отец спросил: «Что ты сказал, мальчик?» – он только покачал головой: – Так, пустяки. Не имеет значения… – И занялся своей трубкой.
– Благодарю вас, мисс Смит, – произнес Марш, и та, поднявшись, гордо прошествовала мимо Квинов к двери. Из комнаты она выпорхнула легко, словно девочка.
– Складывается впечатление, – продолжал Марш, – что во всем скрыта какая-то ирония. Посудите сами: один из пунктов завещания Бенедикта-старшего позволял двоякое толкование, и Джонни воспользовался им, чтобы получать по пять миллионов после каждой своей женитьбы. А теперь такая же история происходит с его личным завещанием. Неужели так трудно прислушаться к советам адвокатов и не составлять подобные документы самостоятельно… Ну а Дэви меня все же беспокоит.
– Наверняка Уэстон где-нибудь его подцепила, – буркнул инспектор, вспоминая жаргон своей юности. – Впрочем, идиоткой я бы ее не назвал… она бы не стала рисковать, если бы все высосала из пальца. И Эффинг не из тех адвокатов, которые берутся за спорные дела без крупного вознаграждения. Коли уж он взялся, можете быть уверены: ребенок существует. Но то, что он от Бенедикта и Одри никогда ему ничего не говорила… – Старый инспектор покачал головой. – Я не знаю, мистер Марш, какое отношение ее претензии могут иметь к делу об убийстве, но одно скажу точно: этот факт мы должны принять во внимание. Никто еще не придумал, как нам доказать отцовство или, наоборот, непричастность к нему Бенедикта?
– Меня это вообще не касается, – произнес Марш. – Пускай Эффинг доказывает свою правоту.
– Эффинг, – повторил Эллери со страхом и поднялся. – Какой же он все-таки крючкотвор. Ну, ты идешь, отец?
В наше время, когда на улицах столь часто грабят прохожих, насилуют девушек, убивают и совершают прочие, не менее грязные поступки, некоторые граждане, однако, ничуть не боятся выходить на вечерние прогулки по пустынному городу. Напротив, они ужасно любят шататься ночью в парке.
Кто же эти герои? Эти столпы мужества? Владельцы черного пояса? Вернувшиеся домой с медалью за храбрость вояки? Отнюдь нет. Это сами грабители, насильники, убийцы, которым, словно летучим мышам, уютно и тепло в тех местах, где более примитивные люди дрожат от страха.