Именно этим и объясняется тот факт, что двадцать четвертого апреля, около двух часов утра, как позднее отметил в своем отчете некий детектив, в Центральный парк со стороны Пятой авеню, через ворота, расположенные немного южнее картинной галереи, вошел Берни Фолке и уверенно зашагал к кустам возле одного из строений. Там он присел на землю и словно растворился в ночи.
Если супруг Марсии чего и боялся, то отнюдь не темноты и не ножа, приставленного к горлу. Закулисная сторона жизни ночных улиц была ему знакома с детства.
И тем не менее, чувствовал он себя скованно.
Луна исчезла за облаками. Из окон музея пробивалось лишь хилое аварийное освещение. Воздух был влажным и холодным.
Пальто Фолке не надел и совсем скоро окончательно замерз. Но уходить он и не думал. Ему показалось, что продрожал он почти час. На самом деле с того времени, как он занял свой наблюдательный пост, и до момента, когда на дорожке появилась человеческая фигура, прошло всего минут десять. Сперва ее было видно отчетливо, потом она слилась со стеной музея, снова отделилась и начала приближаться к Фолксу. Тот так и замер в своих кустах.
– Эй, есть тут кто-нибудь? – раздался тихий шепот.
Скованности Фолкса как не бывало.
– Принесли? – спросил он.
– Да… где вы? Здесь так темно…
Фолке не раздумывая вышел из укрытия.
– Давайте сюда, – сказал он, протягивая руку.
Бывает, что люди кричат от страха, а бывает, и от предчувствия, которое предупреждает об опасности быстрее, чем она появится. Фолксу пришлось пережить и то и другое, когда пришедший протянул ему толстый конверт и еще кое-что. Король обманщиков хотел повернуться и побежать, но было поздно.
Громадный нож уже пропорол ему брюхо, вонзившись острой стороной вверх.
Фолке застонал. Колени у него подогнулись, и он начал падать.
Незнакомец не отпускал ножа, и тот продолжал резать тяжелое тело, оседавшее на землю.
Свободной рукой пришедший забрал конверт обратно.
Потом небрежно бросил нож на убитого.
В следующее мгновение он уже снял резиновые перчатки, сунул их вместе с конвертом в карман и вышел из парка через противоположные северные ворота. Если его кто и видел, то наверняка счел легкомысленным жителем Нью-Йорка, сделавшим из себя удобную мишень для преступников и рискнувшим увеличить число статистических жертв, павших уже в этом парке.
– Я здесь, Эллери.
Щурясь от яркого света прожектора, Эллери прошел через оцепление туда, где его отец разговаривал с каким-то человеком в форме. Тот как раз отдал Квину-старшему честь и направился к группе криминалистов, толпящихся вокруг трупа.
– Тело парковый сторож обнаружил, – сказал инспектор. – А ты не спешил.
– В четыре часа утра это не так легко сделать. Есть какие-нибудь новости?
– Пока нет, – ответил отец и неожиданно начал изрыгать проклятия. Похоже было, что он специально приберег их к прибытию своего сына и теперь предпочитает выговориться, а не скользить по тонкому льду бюрократического протокола. – Кто-то мне еще ответит! Ведь я приказывал глаз не спускать с Берни Фолкса!
– Как же ему удалось уйти от твоего хвоста? И где? Когда?
– Да почем я знаю-то. Наверное, через крыши улизнул. Главное, у всех дверей люди стояли. А на крыше, надо же – никого! Ну, он у меня еще попляшет, этот Вели!
– Ты же сам жаловался, что у тебя не хватает кадров, – напомнил ему Эллери. – Вели слишком опытен, чтобы допустить такую осечку. Скорее всего, на крышу просто некого было послать.
Инспектор задвигал усами. Что ж, возможно, его сын и прав. Погрузившись в свои мысли, он даже не расслышал последних слов Эллери и переспросил:
– Что?
– Я говорю, – повторил Эллери, – могло просто получиться совпадение.
– Какое совпадение?
– Фолке с юности по кривой дорожке шел. И кто знает, каких врагов он себе нажил? Да тут за каждым кустом может сидеть его недруг. Понимаешь, отец, ведь не обязательно убийство Фолкса связано с тем, которое мы расследуем.
– Все верно.
– И тем не менее, продолжаешь думать свое?
– Тоже верно, – ответил инспектор. – А самое интересное, что ты со мной согласен.
На противоположном конце оцепленного места поднялось какое-то волнение. И в свете прожектора возникла огромная фигура сержанта Вели. Его правая рука, как и полагается в подобных случаях, была скована с левой рукой Марсии. Рядом с ней сержант выглядел даже щуплым.