— Я вижу в ваших мыслях образ зефира иным, — начала жар-бабочка, — неверным, сладким. Зиро-эфир, или З-эфир, или просто зефир, это суть нашего мира. Вездесущий хаос, в котором нет времени и пространства, вмещает острова-родники. Возможно, смысл моих слов искажается и воспринимается вами в меру вашего собственного представления о мироздании, но со временем вы поймете. Каждый остров имеет родник, который определяет суть разума и жизни в его пределах. Но только в столице находится Пречистый Исток, который хранит всю память зефира о разумных, поэтому здесь каждый может оставаться самим собой и стать другим в меру желания. Однако недавно сон Пречистого Истока был нарушен, сотни родниковых голосов вскричали в кошмаре пробуждения драконов…
Лерочка вздрогнула и втянула голову в плечи, постаравшись сделаться незаметной. Она тут ни при чем, совершенно ни при чем!.. Она никого не будила!
— Мне, благородной леди Сирин из рода Девора, Верховной сновидице Ла-Арка, было явлено снорочество Пречистого Истока. Один из вас может спасти нас от зефирных драконов. Мы не знаем, кто. Поэтому Совет города вмешался…
Машка толкнула Лерочку в бок и зашептала торжествующе:
— А я тебе что говорила! Мир спасать мы им нужны! Ха! Да я пальцем не пошевелю на дурняк. Пусть раскошеливаются!
— Да тише ты!.. Дай послушать!
— … настоятельно рекомендует вам всем остаться в столице под нашим покровительством и проверить свои способности, поступив в Ла-Аркскую Магоинженерную Академию…
— Староват я уже для учебы, — буркнул тщедушный старикашка со слуховым аппаратом.
— А назад нас никак нельзя вернуть? — спросила мамочка с двумя хнычущими детишками трех и семи лет.
Леди Сирин вспыхнула золотым пламенем и осыпалась на пол под оханья и аханья аудитории.
— Куда она делась?
— Что случилось?
— Как вообще?!?
И тут в сгустившихся тенях леди Сирин возникла вновь, но уже в алом отсвете искр, бегающих по ее крыльям. Она расправила их так широко, что казалось, что весь зал объят пламенем.
— Никого из вас нет, — ее голос клокотал яростью стихии. — Вы умерли. И продолжаете существовать в зефире нашей милостью. Не стоит пренебрегать этим даром! И перебивать меня не следует!
И стихло все. Леди Сирин опять потускнела и скучно закончила:
— А сейчас я передам слово ректору Академии, барону Кхамало, который расскажет о том выборе, который предстоит сделать каждому из вас.
На сцену выкатился толстяк в черном бархатном плаще. Возмущенный выдох прокатился по залу. Кроме плаща, больше на ректоре ничего не было. Его жутковатый вид завораживал, как и все в этом странном мире. Дело в том, что ректор Кхамало был прозрачным, словно сделанным из драгоценного камня. Изумленным слушателям виднелись не только внешние пикантные подробности в виде внушительного пивного животика и того, что болталось ниже, но и все, что находилось внутри. Было видно, как бьется сердце, как гонят кровь его желудочки, как работает пищеварительный тракт, как сокращаются сухожилия и двигаются кости…
— Немедленно прикройтесь! — возмутилась та самая мамочка, загораживая ладонью глаза своим отпрыскам. — Что вы себе позволяете! Здесь дети!
Толстяк споткнулся и остановился, озадаченно уставившись на женщину. Леди Сирин лениво пояснила:
— Стеклянные люди, к роду которых принадлежит барон Кхамало Алмаз-В-Каплях-Солнца-На-Заре, не носят никакой одежды, кроме той, которая пожалована им правителями…
— Да мне плевать, кто он там! У меня дети! Как вам не стыдно!..
Одна из кос леди Сирин метнулась к женщине и удавкой захлестнула ей горло, вздернув ту в воздух. Детки испуганно заплакали. Лерочка охнула и зажала себе рот ладонью.
— Еще раз кто-то посмеет меня перебить, отправится на каторгу, — голос жар-бабочки был очень тихим, но его прекрасно слышали даже на галерке. — Вы не у себя дома, чтобы что-то требовать. Вы — никто. Чернь. Ваша жизнь не стоит и гроша. Для меня убить одного из вас все равно, что для вас раздавить муху. Муху, — голос стал угрожающим, а несчастная женщина в удавке взметнулась под потолок, дрыгая ногами, — которая жужжит у меня над ухом и раздражает!..
— Леди Сирин, — ласково проговорил ректор Кхамало и коснулся плеча разгневанной аристократки. — Позвольте мне дальше самому…