– Сколько у него людей? – спросил Торвард, несколько разочарованный тем, что лохланнский герой оказался не тем, с кем он сейчас не отказался бы встретиться.
– Около тридцати, насколько мне известно.
– Ну, это ерунда. – Торвард махнул рукой и хлопнул ладонью по колену. – Короче, слушай меня. Вас отпустят. Возвращайтесь к вашему вождю и скажите, что я жду его в его доме. Если ему хочется вышвырнуть меня отсюда, пусть приплывает поскорее. А то мне может здесь наскучить, и я прикажу развалить этот каменный сарай.
– Я передам твои слова ригу Брикрену, – учтиво ответил Дейсиль, но было видно, что он недоволен. Даже врагу, если он благородного происхождения, не пристало выражаться так грубо и приземленно.
Посланцы отбыли, а сэвейги принялись ждать.
– Если Брикрен заключил союз с ригом Миадом – иначе не отдавал бы ему свою дочь, – то наши дела уже не так хороши, – говорил Даохан, которого заметно обеспокоили новости. – Конечно, сколько-то людей они потеряли в битве, но вдвоем они могут собрать немалые силы.
– Но тот, как его, второй король, который уже старый, ведь не собирался всех тут завоевывать, – отвечал Халльмунд. – А того, настырного, теперь придержит.
– Но уж отвоевать свою землю и свою дочь он ему обязательно поможет! Зачем ригу Миаду такой союзник, у которого даже нет королевства! Это обуза, а не помощь.
– Один тролль! – Торвард махнул рукой. – Вдвоем они придут, втроем, впятером, на хромой козе приедут – мне без разницы. Хоть какая-нибудь битва у нас состоится. А мне всего одну и надо. И даже если этот ваш Бревно Побед окажется трусливым хвастуном, я заставлю его со мной драться, хочет он того или нет!
Сэвейги, отчасти понимая, чего ждет от предстоящей битвы их конунг, слушали его с угрюмым видом. А улады, которым Хавган переводил эти речи в возвышенной и цветистой манере древних сказаний, одобрительно кивали: так и должен рассуждать настоящий герой!
В поисках добычи, а также от скуки фьялли постоянно совершали вылазки из бруга, обследуя окрестности. Неподалеку от места своей высадки они наткнулись на высокий холм, судя по всему, курган. У подножия имелось нечто вроде входа: черный лаз уводил куда-то внутрь, а перед ним в тело склона была вмурована широкая каменная плита, покрытая резьбой в виде спиралей. Сам вход обрамляли еще три каменные плиты, вросшие в землю и служившие дверными косяками. Перед входом росла яблоня, непонятно кому и зачем нужная в этом пустынном и мрачном месте.
– Ничего себе! – Халльмунд, возглавлявший дружину, озадаченно почесал в затылке. – Курган – это я понимаю. Но дверь-то наружу зачем оставлять, да еще и открытую? Знавал я таких мертвецов, от которых житья не было, хоть их и закапывали на десять локтей. А тут – выходи когда хочешь, твори что захочешь… Чудной народ эти улады!
Расспросив местных, Халльмунд помрачнел еще больше. В ближайшей деревне оставались только женщины и дети – мужчины от двенадцати до шестидесяти лет ушли с войском. Иметь дело с женщинами, после всего виденного и пережитого, фьялли опасались, и местные красотки могли чувствовать себя в полной безопасности – чем моложе и красивее те выглядели, тем сильнее сторонились их пришельцы. Впрочем, беззубые сгорбленные старухи тоже никому доверия не внушали. Одного старика, к счастью, найти удалось, и тот охотно взялся рассказать фьяллям историю кургана.
– Дун Скайт зовется этот курган, – докладывал Хавган, переводя речь местного мудреца. – Что означает Крепость Теней. Здесь погребена была богиня Снатха, хозяйка и покровительница нашего острова. Там внутри находится алтарь, на который ей приносятся жертвы в Праздники Рощ, и там же открывается вход в подземную страну теней.
– Чего-то старик загибает! – не поверил Халльмунд. – Как же она может быть похоронена, если мы ее видели не меньше двух раз! – Он подумал, зачем-то загнул на одной руке два пальца, на другой три и с сомнением посмотрел на то и на другое – видимо, не мог решить, считать ли явление богини Снатхи в виде белой телки и в виде женщины с красными волосами за один или за два раза. – Ну, два раза всяко видели! – решил он. – И была она живехонька!
– Богиня бессмертна, – пояснил старик, ничуть не смущенный этим убедительным рассуждением. – Но воплощения ее иногда настигает неумолимая смерть, и тогда в честь их возводятся крепости мертвых.
– Вот чего нам не хватало! – Халльмунд был совсем не рад своему открытию. – Мало того, что она нам два раза смерть напророчила, так еще и ее собственная могила у нас прямо под боком! Конечно, она вылазит когда захочет и пакостит напропалую!
Но Торвард, узнав эти новости, оживился и заинтересовался. Ожидать врагов в бездействии ему было скучно, зато мысль о близости прохода в Иной мир приятно волновала. Совсем рядом находилось окно в ту черную бездну, что мучила его, и его тянуло к ней, хотя он сам не мог сказать, чего ждет от этой встречи – то ли избавления, то ли гибели.
На следующий день Торвард сам отправился к Дун Скайт. Халльмунд, Сельви и другие ярлы как могли отговаривали его соваться туда, но конунг только отмахивался. Лица у его спутников были мрачные: неровные склоны кургана, покрытые зеленой травой, даже издалека навевали ощущение чего-то глубоко чуждого и уже поэтому опасного. А сам Торвард, увидев холм, почувствовал душевный подъем, как будто впереди показался давно желанный родной дом, и все ускорял шаг, не замечая, что сопровождающие идут словно через силу.
Приблизившись, фьялли остановились перед черным лазом. Только глянув в него, Торвард понял, что с этим отверстием не все ладно. Между каменных косяков не было никакой двери, больше того – ее и не предполагалось, судя по отсутствию каких-либо следов от петель. Это было сооружение такого рода, какому двери и не нужны. Чернота между каменными косяками сама казалась чем-то вроде затычки – плотная, почти осязаемая тьма не могла быть рассеяна никаким огнем и преграждала путь человеческому взору не хуже, чем самая прочная дубовая дверь, обитая железом.
Тем не менее Торвард велел зажечь несколько факелов и, взяв один из них, первым шагнул в черный проем.
Проход был невысок, и Торварду пришлось наклониться. С первым же шагом он словно попал в черную воду: сам воздух внутри кургана, всего в каком-то шаге от входа, уже стал другим. Запахи травянистой равнины здесь не ощущались, но и затхлой сыростью подземелья тоже не пахло. Оглянувшись, Торвард не увидел позади дневного света, хотя успел сделать не более трех шагов. Можно было подумать, что свет загородили спинами идущие следом спутники, но он понимал, что все не так просто. Возможно, он уже гораздо дальше от своего привычного мира, чем за три шага. Но мысль эта только подстегнула его жадное любопытство, и Торвард двинулся дальше. Та самая бездна, именем которой он был проклят, смотрела на него из непроницаемой тьмы тысячами неуловимых глаз, и он обшаривал взглядом эту тьму, будто хотел взглянуть наконец в глаза своему жестокому и неумолимому врагу.
Он держал перед собой факел, но тот ничего не освещал и не позволял увидеть ничего, кроме самого огня. Наоборот – казалось, что этот свет мешает рассмотреть внутреннюю сущность кургана, и Торвард погасил его о землю.
Без света стало лучше. По-прежнему царила непроглядная тьма, но Торвард ощущал каким-то внутренним чувством, что вокруг него – узкий, постепенно расширяющийся проход. Высота его тоже увеличивалась с каждым шагом, и теперь Торвард мог выпрямиться во весь рост без боязни удариться головой о каменный свод.
Шаги фьяллей, идущих позади, раздавались глухо, хотя люди двигались вплотную за его спиной. Эти звуки рождали невнятное эхо, и уже очень скоро Торвард стал воспринимать его как самостоятельные звуки – голоса подземелья, которых он пока не понимал. А чернота впереди манила – казалось, они прошли уже очень много, гораздо больше, чем позволяет размер кургана, но путь еще не закончен.